Цитаты из книг — Юрий Яковлев

"А теперь, люди-человеки, займемся повторением домашних птиц. Напомню вам, что впервые дикие куры были приучены в Индии." (Юрий Яковлевич Яковлев – Зимородок)

Она не просто танцевала на маленькой, наспех утрамбованной площадке, она бросала вызов войне. Сотни родных и чужих глаз смотрели на нее. Не было на этом пятачке ни одной живой травинки, деревца, по всему плацдарму огненным валом прошла смерть, но была она - танцующая девчонка, балерина политотдела.

— Когда я в первый раз привёл собаку домой, он был в отъезде. Мама сказала: «От собаки одна только грязь!» Какая грязь может быть от собаки? От собаки одна радость.

Нет, Галя, это были не простые ребята. До того как попасть к нам, они в кровь стирали руки и надрывали неокрепшие спины на оборонительных работах, зимовали в нетопленых квартирах и, когда у них на руках умирал кто-то из близких, копили хлеб - отрывали от своих блокадных 125 граммов! - чтобы заплатить хлебом - золотой…

"Потом они мчались на мотоцикле. Марат сидел сзади в седле, двумя руками ухватившись за ручку. Дорога бежала навстречу из дали, из полей, из леса. Она сбегала с пригорков и бросалась под колеса мотоцикла. И колесо, как жернов, перемалывало дорогу, и сзади поднималось светлое мучное облако. " (Юрий Яковлевич Яковлев –…

И вдруг я увидел, как Тамара подошла к полной фельдшерице с накрашенными губами и тихо сказала: - Поцелуйте меня в щеки, только покрепче! Ребята удивленно посмотрели на Тамару, у фельдшерицы округлились глаза, но она дважды чмокнула Тамару - поставила на щеках две огненные печати. А Тамара торопливо размазала следы…

- Не представляю себе, как вы могли жить без балета! - думая о своем, воскликнула Галя. - Я и сам не представлял. Война все перепутала. Вернее, все расставила по своим, военным местам. Но даже война не могла обойтись без балета.

Мои неожиданные вопросы не смогли ее обескуражить, не потому, что она была такая уж смышленая, - для нее и в самом деле не было иной жизни, не могло быть. Она получала по сочинениям тройки, но могла станцевать любой рассказ. Ей было дано это, а другого дано не было.

Вино было легким и прохладным. Оно не пробуждало безудержного веселья, а настраивало на элегический лад и служило нам и хозяину погребка переводчиком.

Они исчезли на улочке под названием «Подожди, я первый». На этой улочке не могли разойтись два человека.

Почему от одинокой черепахи веет печалью? Панцирь спасает ее от солнца, от зубов хищников, от ударов, но не может спасти от одиночества...

Я никогда не видел плавающего ската, а он похож на подводную птицу, помахивающую большими эластичными крыльями. Он моргал поразительными глазами — не рыбьими и не птичьими, скорее — человеческими. В них застыла какая-то таинственная мысль.

Мы — туристы. Всюду суем нос. За страдания сбитых, гудящих ног, за недосыпание, за голод после завтрака — булочка, джем, кофе — мы требуем вознаграждения.

В блокадном Ленинграде люди ходят на концерты, в филармонию. Для забавы? Для развлечения? Для того, чтобы жить!

— Какой клятвы? — глухо спросила баба Настасья. — «Умрем, но не отступим!» — как по писаному сказал старший. Баба Настасья изумленно посмотрела на ребят. — Не хотел он умирать, — сказала она.

...юные граждане страны, должны хоть на секунду приблизить будущее, приносить максимальную пользу стране, жить "с частицей хлеба и далёкого космоса в сердце".

Не верьте ушам — уши могут недослышать; не верьте глазам — глаза могут недосмотреть. Верьте только сердцу.

ищите в себе человека; если найдете в себе хорошего, справедливого человека — жить будете интересно, с пользой.