Цитаты из книг — Саймон Столенхаг

Когда-то смотрителей маяков предупреждали - нельзя слишком долго слушать шум волн, иначе сойдёшь с ума и начнёшь слышать в нём голоса. Словно в этом звуке таится секретный код, разгадав который ты неминуемо вызовешь из морской пучины демонов.

Мы сами - фантастический нарост, скопище больных душ в здоровом мире. За нами нет никакой безопасной повседневной жизни, нет нормальности, в которую можно вернуться, и единственный выход - впереди.

Ты знаешь как устроен мозг? Ты имеешь хотя бы отдалённое представление о том, что нам известно о работе мозга и сознания? Нам, людям? Я говорю не о каких-то новомодных фокусах, а всего лишь о сумме знаний, накопленных добросовестными учёными за триста с лишним лет сложных экспериментов и ревностной проверки теорий. О том,…

Май - время пыли. Порывы ветра поднимаются и угасают в туманной дымке, принося огромные клокочущие массы серовато-коричневой пыли. Она ползёт по земле, шуршит в креозотовых кустах, вздымается волнами и постепенно оседает на поверхности. Когда-то смотрителей маяков предупреждали - нельзя слишком долго слушать шум волн,…

Я смогла сдержать боль, я не позволила ей разрушить меня изнутри. Я как бы сузила зрачок своей души и таким образом сберегла от пожара все, что скрывается за ним.

Это был новый вид осени - затянутый сезон болезней и смерти, за которым последует бесконечная, непроницаемо черная зима.

Станции напоминают мне пассажирские самолеты. Теперь, когда я думаю об этом, сходства очевидны. Самолет сконструирован так, чтобы отвлечь пассажиров от того факта, что они сидят всего в паре сантиметров от среды, которая для них смертельна. Именно поэтому там всегда полно расслабляющих атрибутов жизни на земле: журналы,…

Возможно, это наш последний шанс, поэтому просто вспомните, что земля уже горит у нас под ногами. Что дороги скоро станут непроходимыми и мы потеряем свой последний шанс.

Войну вели и выиграли пилоты дронов – мужчины и женщины, сидящие на постах управления вдали от полей сражений, где семь долгих лет противостояли друг другу в стратегической игре боевые машины. Пилоты правительственных войск жили в симпатичных новеньких пригородах и могли по дороге с работы выбирать из тридцати сортов…

Твое «я» сидит где-то у тебя в голове, подобно пилоту в кабине самолета. Ты веришь, что оно представляет собой совокупность воспоминаний, чувств и всего, что заставляет тебя плакать, и что все это находится в мозге. Ведь было бы странно, находись оно в сердце, которое, как тебя учили, всего лишь мышца. В то же время ты не…

Знаю: то, что мы делаем, нельзя назвать цивилизованным. Но подобное произошло и с тобой. Как и я, ты проснулся однажды и внезапно осознал неизбежное: мы больше не живем в цивилизованном мире.

Сейчас все было вывернуто наизнанку. Мы сами – фантастический нарост, скопище больных душ в здоровом мире. За нами нет никакой безопасной повседневной жизни, нет нормальности, в которую можно вернуться, и единственный выход – впереди.

В Начале сотворил Бог нейрон, и когда через трехмерную матрицу нервных клеток в головном мозге потекло электричество, возникло сознание. Чем больше нервных клеток, тем лучше. Наш мозг содержит сотни миллиардов нейронов, поэтому именно мы, а не шимпанзе, готовим лазанью.

Единственная тропка между настоящим миром и прошлым скрыта глубоко в нашем подсознании, где-то на расплывающейся пунктирной линии между памятью и воображением.

В иные дни время словно отсчитывают зловеще устроенные часы — момент вдруг замирает в середине заданной траектории, и мы стареем на несколько лет за одно мгновение.

Знаю: то, что мы делаем, нельзя назвать цивилизованным. Но подобное произошло и с тобой. Как и я, ты проснулся однажды и внезапно осознал неизбежность: мы больше не живём в цивилизационном мире.

Когда мы вновь тронулись в путь, нас обступила непроглядная тьма, из-за которой образы в голове казались реальнее, чем мир за окном.

Я хочу сказать: то, что мы называем лазаньей, является на самом деле объектом чувственного восприятия, ко- торый возникает где-то между самими частями мозга и тем, как они соединяются между собой. Тот, кто утверждает, что лазанья — нечто большее, явно недооценивает сложность моз- га и то, каким образом могут быть…