Данте Алигьери (Дуранте дельи Алигьери) — итальянский поэт, один из основателей литературного итальянского языка. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной», введённый Боккаччо), в которой был дан синтез позднесредневековой культуры.
Краткая хронология
1265 — рождение Данте
1274 — первая встреча с Беатриче
1283 — вторая встреча с Беатриче
1290 — смерть Беатриче
1292 — создание повести «Новая жизнь»
1296 — первое упоминание о Данте как об общественном деятеле
1298 — женитьба Данте на Джемме Донати
1300 — приор Флоренции
1302 — изгнан из Флоренции
1304-1307 — «Пир»
1304-1306 — «О народном красноречии»
1306-1321 — «Божественная комедия»
1308 — Париж
1310 — возвращение в Италию
1315 — подтверждение изгнания Данте и его сыновей из Флоренции
1316-1317 — Равенна
1321 — Данте как посол Равенны отправляется в Венецию
В ночь с 13 сентября на 14 сентября 1321 — умирает по дороге в Равенну
Биография
Данте Алигьери родился (по одной из версий) 21 мая 1265 во Флоренции. Семья Данте принадлежала к городскому дворянству. О судьбе Алигьери очень мало фактических сведений, след его на протяжении лет теряется.
Первое упоминание о Данте как общественном деятеле относится к 1296-1297, когда он принимал активное участие в политической жизни Флоренции. Но после вооруженного переворота 1302 он был изгнан и лишён гражданских прав, а затем и вообще приговорён к смертной казни. Тогда начались скитания поэта по Италии, и больше он не вернулся во Флоренцию.
В наиболее известных юношеских стихах Данте, испытавший влияние трубадуров, сицилийских поэтов и школы «сладостного нового стиля», воспевал свою возлюбленную Беатриче. Эти стихи и присоединённое к ним прозаическое повествование на итальянском языке составили первую в западноевропейской литературе его романизированную автобиографию «Новая жизнь» (1292).
Затем были философские и политические трактаты — «Пир», «О народном красноречии», «Послания» — являющиеся первыми образцами философской прозы на народном итальянском языке, где были изложены вопросы морали, богословия, родства романских языков и итальянских диалектов, учения о свойствах души и интеллекта. В трактате «Монархия» Данте впервые провозгласил принцип разделения духовной и светской власти, настаивая на полном суверенитете последней. Церковь немедленно осудила трактат и приговорила к сожжению.
Вершиной творчества Данте является поэма «Комедия» (1307-1321), позднее названная «Божественной», отразившая взгляд поэта на бренную и короткую человеческую жизнь с точки зрения христианской морали. Поэма изображает странствие поэта по загробному миру и состоит из трёх частей: «Ад», «Чистилище» и «Рай».
В поэме затронуты проблемы богословия, истории, науки, политики и морали, католические догмы вступают в столкновение с отношением к людям, к миру поэзии с его культом античности. Данте волнует судьба Италии, раздираемой междоусобицами, падение авторитета и коррупция церкви.
«Божественная Комедия» — поэтическая энциклопедия Средних веков — непревзойдённый пример искусства как подражания, где за образец Данте берет всё сущее, сотворённое триединым Богом, наложившим на всё отпечаток своей троичности. В стиле поэмы сочетаются просторечие и торжественная книжная лексика, живописность и драматизм.
Последние годы жизни поэт провел в Равенне, где незадолго до смерти завершил «Божественную комедию». Умер Данте Алигьери 14 сентября 1321 от малярии.
Данте Алигьери (Дуранте дельи Алигьери) — итальянский поэт, один из основателей литературного итальянского языка. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»,… Развернуть
Шота́ Руставе́ли (груз. შოთა რუსთაველი, 1172—1216) — грузинский государственный деятель и поэт XII века, автор хрестоматийной эпической поэмы «Витязь в тигровой шкуре» (вариант перевода — «Витязь в барсовой шкуре»).
Достоверных биографических сведений о Руставели сохранилось очень мало. Не известны даже годы рождения и смерти поэта. Главный источник сведений пролог поэмы, посвященный царице Тамаре (правила в 1184-1207 годах) и ее соправителю-мужу Давиду Сослани. Таким образом, поэма (не первое произведение Руставели) создана не ранее конца 80-х годов 12 века и не позднее 1-го десятилетия 13 века. Можно предположить, что Руставели родился на рубеже 60-70-х годов 12 века. В прологе два раза упоминается, что автор поэмы Руставели (Руствели), что значит "владетель Руставского поместья" или "выходец из Рустави". По некоторым данным, свое образование Руставели завершил в Греции. Считается, что Руставели был государственным казначеем царицы Тамары (сохранилась его подпись на одном из актов, относящемся к 1190 году). Руставели также реставрировал и расписывал грузинский монастырь святого Креста в Иерусалиме. По легенде, безнадежно влюбленный в свою повелительницу, он кончил жизнь в келье этого монастыря. На одной из колонн монастыря обнаружена фреска, по предположению ученых, изображающая Руставели.
"Витязь в тигровой шкуре" одна из величайших поэм мировой литературы. Всего в поэме 1637 строф, по 16 слогов в стихе. Она дошла до нас в многочисленных рукописях, с массой интерполяций и дополнений и с продолжением, известным под именем "Оманиани". Причины отсутствия древнейших списков поэмы, близких ко времени ее создания, - как в многочисленных набегах чужеземных завоевателей на Грузию и связанных с этим бедствиях, так и в том, что поэма преследовалась духовенством, как противное христианскому смирению сочинение светского характера.
Полные переводы «Витязя в тигровой шкуре» есть на немецком (Leist, «Der Mann im Tigerfelle», Лейпциг, 1880), французском («La peau de léopard», 1885), английском, арабском, азербайджанском, армянском, испанском, итальянском, украинском, («Витязь в тигровій шкурі», 1937, Микола Бажан), китайском, курдском, персидском, японском, чувашском (2008, в переводе Юхма Мишши), на иврите, хинди и др. На польском языке существуют два полных текста — переведенный в 1960 году с русского перевода Николая Заболоцкого и перевод с грузинского оригинала редакции царя Вахтанга VI, осуществлённый в 1976 году Ежи Загорским.
На русском языке существует 5 полных поэтических переводов поэмы (Константин Бальмонт, 1933; Пантелеймон Петренко, 1937; Георгий Цагарели, 1937; Шалва Нуцубидзе, 1937; Николай Заболоцкий, 1957) и десятки её изданий. Существует также построчный перевод С. Г. Иорданишвили, который долго ходил по рукам в машинописном виде, пока не был опубликован в 1966 году (к помощи этого подстрочника прибегал, в частности, Н. Заболоцкий).
Отрывки из поэмы на протяжении с 30-х и до 80-х годов XX века часто переводились и многократно публиковались на всех языках народов СССР и стран социалистического лагеря.
Доныне остается неразрешенным и вопрос, откуда Руставели заимствовал сюжет своей поэмы. В литературе было высказано три мнения: первое основывается на словах самого Pуставели, который в 16-й строфе поэмы заявляет, что "он нашел персидский рассказ и переложил его стихами, словно крупную жемчужину, переходящую из рук в руки"; однако персидский оригинал, несмотря на все поиски, до сих пор не найден. Второе мнение впервые было высказано проф. Д.И.Чубиновым, который доказывает, что Руставели не заимствовал сюжета "Барсовой кожи" у восточных писателей; она создана им самим и направлена к прославлению царицы Тамары. Третье мнение принадлежит А.Хаханову; сравнивая стихи Руставели с народными песнями о Тариель, он предположил, что искусственная поэма XII века имеет своим основанием народную поэзию, подобно тому, как "Фауст" и "Гамлет" восходят к средневековым народным традициям. Руставели воспользовался народным сказанием для изображения великой исторической эпохи.
Персонажи представители разных народов (в том числе и вымышленных). Искусно используя приемы сюжетной маскировки, Р. художественно правдиво изображает современную ему действительность Грузии. В поэме сочетаются два основных повествовательных цикла (индийский линия Тариэла и Нестан-Дареджан, и арабский линия Автандила и Тинатин). Глубокая психологическая характеристика героев, изображение внутренней сущности явлений основные черты новаторства Руставели. Он создал галерею живых, полнокровных, пластичных характеров; его герои самоотверженные, бесстрашные борцы за торжество справедливости и счастья, обобщенные, типизированные образы передовых людей феодальной Грузии 12 века. Главную героиню поэмы, добродетельную и кроткую Нестан-Дареджан, охватывает дух протеста, когда она узнает, что ее ожидает брак по принуждению. Стойко переносит героиня заточение в Каджетской крепости, являющейся символом тирании, изуверства и земного мрака. Борьба трех витязей-побратимов за освобождение Нестан увенчивается победой. Оптимистическая идея торжества справедливости над произволом, добра над злом лежит в основе поэмы: человек должен дерзать, он может добиться полного счастья на земле.
Поэма Руставели восторженный гимн свободной, земной, чистой и возвышенной любви. Поэт отвергает любовь грубо чувственную, плотски низменную. В поэме ярко выражена идея преклонения перед женщиной, поэтически обоснована возможность нравственно-интеллектуального равенства мужчины и женщины.
Поэма проникнута идеей патриотизма. Политический идеал Руставели объединенное, сильное, единодержавное государство во главе с просвещенным и гуманным царем. Поэт осуждает феодальные распри и сепаратистские устремления знати, ценит жизнь разумную, достойную благородного человека. Его герои не страшатся смерти. Поэт клеймит позором лжерыцарей, малодушных горе-воинов, подлых трусов и предателей, клятвопреступников, льстецов и лицемеров. Он превозносит рыцарскую доблесть и отвагу, смелость и дерзание.
"Витязь в тигровой шкуре", бесспорно, имеет некоторое сходство с западноевропейскими рыцарскими романами и с восточными эпико-романтическими поэмами средневековья, однако в целом Руставели шел самостоятельным путем. Великий гуманист, он, в противовес церковно-аскетической морали, провозглашает свободу личности, свободу мысли и чувств, ратует за человеческую жизнь, не предопределенную божественным провидением, роком. Руставели воплотил идеалы и чаяния своего народа, но ему чужда национальная ограниченность. Мир его идей имеет общечеловеческое значение. Своим свободомыслием поэт предвосхитил гуманистические идеи раннего Возрождения.
Впитав богатство древнегрузинской письменной культуры и одновременно следуя лучшим фольклорным традициям, Руставели развил и поднял на большую высоту грузинскую поэзию в целом. Поэма написана изящным, легким, музыкально-напевным стихом шаири. Руставели - законодатель и непревзойденный мастер этого стиха. Для поэтической речи Руставели характерны метафоричность и афористичность. Лирические прелюдии, эпистолии, не нарушая динамичности действия, красочно обрамляют сюжет и оживляют повествование. Руставели - родоначальник нового грузинского литературного языка.
Шота́ Руставе́ли (груз. შოთა რუსთაველი, 1172—1216) — грузинский государственный деятель и поэт XII века, автор хрестоматийной эпической поэмы «Витязь в тигровой шкуре» (вариант… Развернуть
Сно́рри Сту́рлусон (исл. Snorri Sturluson; 1178, Хвамм — 23 сентября 1241, Рейкьяхольт) — исландский скальд, прозаик, историограф и политик. Снорри больше всего известен как автор Младшей Эдды, состоящей из «Видения Гюльви» (Gylfaginning), где излагаются сюжеты скандинавской мифологии, «Языка поэзии» (Skáldskaparmál) и «Перечня размеров» (Háttatal). Общепринято, что Снорри является автором «Круга земного» (Heimskringla), хотя некоторые ученые это мнение оспаривают. «Круг Земной» — это обширный свод саг, посвященных норвежским конунгам от легендарных времен вплоть до 1177 года. Снорри также приписывают авторство саги об Эгиле и Отдельной саги об Олаве Святом. Помимо своей литературной деятельности Снорри известен и как политик: происходя из знатного рода Стурлунгов, он принимал активное участие в общественной жизни Исландии, дважды избирался законоговорителем на альтинге.
Снорри Стурлусон входил в богатый и влиятельный род Стурлунгов. Он родился примерно в 1178 году. Родителями Снорри были Стурла Тордарсон из Хвамма и Гудню Бёдварсдоттир. У Снорри было два старших брата — Торд Стурлусон и Сигхват Стурлусон.
С трёх или четырёх лет Снорри рос в доме Йона Лофтссона, родственника норвежских королей, в Одди. Это было связно с тем, что, когда отец Снорри Стурла судился с Палом Сёльвасоном, жена последнего набросилась на Стурлу с ножом, желая, как она говорила, сделать его подобным его герою Одину (то есть одноглазым), однако смогла лишь полоснуть Стурлу по щеке. Так как сумма компенсации сделала бы Пала нищим, Лофтссон в качестве компенсации Стурле предложил взять на себя воспитание Снорри.
Таким образом, Снорри получил образование и обзавёлся связями, которых он не смог бы получить, останься он дома. Йон Лофтссон был внуком как норвежского короля, так и знаменитого учёного Сэмунда, что позволило Снорри набраться учёности. Он более не вернулся в родительский дом. Стурла Тордарсон умер в 1183 году, и мать Снорри Гудню растратила его долю наследства. Йон Лофтссон умер в 1197 году, а в 1199 году Снорри женился на Хердис Берсадоттир и получил от её отца богатый хутор Борг.
Снорри и Хердис прожили в Борге четыре года, у них родилось несколько детей. В конце концов Хердис устала от постоянных измен Снорри, и, когда в 1206 году тот переехал в усадьбу Рейкьяхольт (исл. Reykjaholt, сейчас Рейкхольт (англ.), она осталась в Борге. В Рейкьяхольте у Снорри родилось еще несколько детей от других женщин.
Снорри быстро получил известность как поэт и одновременно как юрист. В 1215 году он был избран законоговорителем альтинга. Летом 1218 года Снорри оставил Исландию и отправился в Норвегию, где его принял король Хокон IV и бывший при нем регентом ярл Скули Бардарсон. Зиму он провёл в гостях у ярла Скули. Он получил от короля и ярла в подарок ладью, на которой приплыл в Швецию, и писал восхваляющие их стихи. В 1219 году Снорри встречался с законоговорителем Швеции Эскилем Магнуссоном и его женой Кристиной, от которых, вероятно, получил сведения о ранней истории Швеции.
Снорри интересовался в первую очередь историей и культурой, но норвежский двор был заинтересован в нём как в политике. Он получил титул королевского стольника (скутильсвейна): вероятно, Хокон и Скули рассчитывали на его поддержку в альтинге при обсуждении вопроса о присоединении Исландии к Норвегии.
В 1220 году Снорри вернулся в Исландию, а в 1222 году вновь стал законоговорителем (и оставался им до 1232 года). В альтинге Снорри выступал как сторонник норвежского короля, что настроило против него многих могущественных вождей. С 1224 года Снорри стал жить с Халльвейг Ормсдоттир, богатой вдовой и внучкой Йона Лофтссона, с которой они воспитывали детей Снорри. До взрослых лет из них дожило пятеро.
Многие вожди считали недопустимым, что Снорри был придворным норвежского короля и в то же время членом альтинга. Снорри, в свою очередь, хотел консолидировать своё влияние в Исландии и использовать его для передачи страны в руки короля. В 1222 году он попытался жениться на внучке Йон Лофтссона Сольвейг, но его опередил его соперник и племянник Стурла Сигхватсон. Это привело к междоусобным столкновениям, и Снорри собрал армию под началом другого племянника Бёдвара Тордарсона и своего первого сына Орекьи, но накануне битвы со своим братом Сигхватом и его сыном Стурлой Сигхватссоном предложил перемирие. Сигхват и Стурла напали на Снорри и вытеснили его во фьорды на западе Исландии.
Хокон IV попытался вмешаться, пригласив ярлов на переговоры в Норвегию. Сигхват понимал, чем это грозит вождям, и стал призывать своих противников принять предложение короля. Стурла захватил в плен Орекью, пригласив его в Рейкьяхольт якобы на переговоры, и Торлейва Тордарсона (двоюродного брата Снорри), который прибыли поддержать его, но поссорился из-за вопросов единоначалия. В 1237 году Снорри решил отправиться в Норвегию.
Во второй свой приезд Снорри гостил у ярла Скули, однако влияние последнего уже падало. В 1240 году Скули Бардарсон был убит сторонниками Хокона. В 1239 году король запретил всем исландцам выезд из страны, но Снорри его ослушался. В 1241 году враг Стурлунгов Гицур Торвальдссон получил от короля разрешение захватить Снорри и привезти его за ослушание в Норвегию. 21 сентября пятеро людей Гицура ворвались в Рейкьяхольт и, выпытав у священника Арнбьёрна, что Снорри спрятался в подвале, зарубили его и сожгли сам хутор.
Снорри известен в первую очередь благодаря своей «Младшей Эдде», своеобразному путеводителю по мифологической традиции для поэтов. «Видение Гюльви» основано на тех же источниках, которые послужили основой для составления «Старшей Эдды» (в частности, произведения, известные нам как «Прорицание вёльвы», «Речи Гримнира», «Речи Вафтруднира»). В «Языке поэзии» Снорри разъясняет языковые приёмы (в частности, кеннинги), принятые в традиции, и привлекает множество мифологических сюжетов для их объяснения. Наконец, «Перечень размеров» представляет собой список скальдических стихов, выбранных как образцы того или иного размера.
«Видение Гюльви» примечательно также тем, что Снорри предлагает в нем[источник не указан 261 день] эвгемеристическую трактовку происхождения скандинавского пантеона: он считает асов обожествлёнными вождями и героями.
Среди других произведений, приписываемых Снорри, — Круг Земной, Сага об Эгиле, Отдельная сага об Олаве Святом.
Сно́рри Сту́рлусон (исл. Snorri Sturluson; 1178, Хвамм — 23 сентября 1241, Рейкьяхольт) — исландский скальд, прозаик, историограф и политик. Снорри больше всего известен как… Развернуть
Нидзё родилась в 1258 году и принадлежала к высшему слою придворной аристократии. Её отец — старший советник (дайнагон) Кога-но Масатада (1228—1272), был сыном Первого министра Кога-но Митимицу, а мать (умершая, когда Нидзё было два года) — дочерью главы Военного ведомства, старшего советника Сидзё-но Такатика.
С детства и до 28 лет Нидзё жила во дворце Томикодзи, принадлежащем знатному семейству Сайондзи. В этом дворце проживал и император Го-Фукакуса, придворной дамой и фавориткой которого стала Нидзё. При дворе она славилась как искусная поэтесса и музыкантша. Когда Нидзё было 15 лет, умер её отец. Ещё через год умирает ребёнок, рождённый ею от императора и отданный на воспитание дяде Нидзё (которого звали Кога-но Митимицу — так же, как и её деда).
Одновременно со связью с императором Нидзё некоторое время состояла в любовных отношениях с другом детства — Оки-но Акэбоно (Сайондзи Санэкане, Снежный Рассвет). От него она родила девочку, которую, страшась гнева государя, отдала на воспитание чужим людям и больше никогда не видела. Ещё одним любовником Нидзё стал некий настоятель монастыря, который овладел ею с ведома императора Го-Фукакуса. Родившегося ребёнка отдали в семью, в которой незадолго до того умер новорожденный.
После охлаждения к ней императора Нидзё постепенно отдаляется от двора. В 32 года она покидает дворец и становится буддийской монахиней. Она много странствует по монастырям и храмам Японии. Ей пришлось увидеть и дым погребального костра, на которой было сожжено тело её умершего возлюбленного — императора Го-Фукакусы.
В конце жизни она создаёт автобиографическую «Непрошеную повесть» в пяти свитках, где подробно рассказывает о своей жизни. Повесть представляет собой непревзойдённое сочетание традиций дневникового жанра (никки) и повести (цукури моногатари). В повести содержится много стихотворений-танка, сочинённых самой Нидзё.
Нидзё родилась в 1258 году и принадлежала к высшему слою придворной аристократии. Её отец — старший советник (дайнагон) Кога-но Масатада (1228—1272), был сыном Первого министра… Развернуть
Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф (псевдоним - Низами Гянджеви) — классик персидской поэзии, один из крупнейших поэтов средневекового Востока, крупнейший поэт-романтик в персидской эпической литературе, привнесший в персидскую эпическую поэзию разговорную речь и реалистический стиль. Используя темы из традиционного устного народного творчества и письменных исторических хроник, Низами своими поэмами объединил доисламский и исламский Иран. Героико-романтическая поэзия Низами на протяжении последующих веков продолжала оказывать воздействие на весь персоговорящий мир и вдохновляла пытавшихся подражать ему молодых поэтов, писателей и драматургов на протяжении многих последующих поколений не только в самой Персии, но и по всему региону, включая культуры таких современных стран, как Турция, Азербайджан, Армения, Грузия, Иран, Афганистан, Узбекистан, Таджикистан, Пакистан, Индия. Его творчество оказало влияние на таких великих поэтов, как Хафиз, Джалаладдин Руми и Саади. Его пять маснави (больших поэм) («Хамсе») раскрывают и исследуют разнообразные темы из различных областей знаний и снискали огромную славу, на что указывает большое число сохранившихся списков его произведений. Герои его поэм — Хосров и Ширин, Лейли и Меджнун, Искандер-наме — до сих пор остаются общеизвестными как во всем исламском мире, так и в других странах. 1991 год был объявлен ЮНЕСКО годом Низами в честь 850-летия поэта.
О жизни Низами известно мало, единственным источником информации о нём являются его произведения, в которых также не содержится достаточного количества надежной информации о его личной жизни, в результате чего его имя окружено множеством легенд, которые ещё более украсили его последующие биографы.
Личное имя поэта — Ильяс, его отца звали Юсуф, деда Заки; после рождения сына Мухаммада имя последнего также вошло в полное имя поэта, которое таким образом стало звучать: Абу Мухаммад Илиас ибн Юсуф ибн Заки Муайад, а в качестве литературного псевдонима («нисба») он выбрал имя «Низами», которое некоторые авторы средневековых «тадхира» объясняют тем, что ремесло вышивания было делом его семьи, от которого Низами отказался, чтобы писать поэтические произведения, над которыми он трудился с терпеливостью вышивальщика. Его официальное имя — Низам ад-Дин Абу Мухаммад Ильяс ибн-Юсуф ибн-Заки ибн-Муайад. Ян Рыпка приводит ещё одну форму его официального имени Хаким Джамал аль-дин Абу Мухаммад Ильяс ибн-Юсуф ибн-Заки ибн-Муайад Низами.
Точная дата рождения Низами неизвестна. Известно только, что Низами родился между 1140—1146 (535—540) годами. Биографы Низами и некоторые современные исследователи расходятся на шесть лет относительно точной даты его рождения (535-40/1141-6). По сложившейся традиции, годом рождения Низами принято считать 1141 год, который официально признан ЮНЕСКО. На этот год указывает сам Низами в поэме «Хосров и Ширин», где в главе «В оправдание сочинения этой книги» говорится:
Мой знаешь гороскоп? В нём — лев, но я сын персти,
И если я и лев, я только лев из шерсти,
И мне ли на врага, его губя, идти?
Я лев, который смог лишь на себя идти!
(пер. К. Липскерова)
Из этих строк следует, что поэт родился «под знаком» Льва. В той же главе он указывает, что в начале работы над поэмой ему было сорок лет, а он начал её в 575 году хиджры. Получается, что Низами родился в 535 году хиджры (то есть в 1141 году). В тот год солнце находилось в созвездии Льва с 17 по 22 августа, из чего следует, что Низами Гянджеви родился между 17 и 22 августа 1141 года.
Место рождения поэта долгое время вызывало споры. Хаджи Лютф Али Бей в биографическом сочинении «Атешкида» (XVIII век) называет Кум в центральном Иране, ссылаясь на стихи Низами из «Искандер-намэ»:
Хотя я затерян в море Гянджи, словно жемчужина,
Но я из Кухистана
В Тафрише есть деревня, и свою славу
Низами стал искать оттуда.
Большинство средневековых биографов Низами (Ауфи Садид-ад-дин в XIII в., Доулатшах Самарканди в XV в. и другие) городом рождения Низами указывают Гянджу, в которой он жил и в которой умер. Академик Е. Э. Бертельс отметил, что в лучшей и старейшей из известных ему рукописей Низами про Кум также не упоминается. В настоящее время существует устоявшееся мнение, принятое академическими авторами, о том, что отец Низами происходил из Кума, но сам Низами родился в Гяндже, и упоминание в некоторых его произведениях о том, что Низами родился в Куме — искажение текста. В период жизни Низами Гянджа находилась в составе Сельджукского султаната, просуществовавшего с 1077 по 1307 годы. Следует при этом отметить, что Тафриш, упомянутый в вышеприведённом отрывке из «Искандер-намэ», являлся крупным центром зороастрийской религии и находится в 222 км от Тегерана, Центральный Иран.
Низами родился в городе, и вся его жизнь прошла в условиях городской среды, притом в атмосфере господства персидской культуры, так как его родная Гянджа в то время имела ещё иранское население, и, хотя о его жизни известно мало, считается, что всю жизнь он провёл, не покидая Закавказья. Скудные данные о его жизни можно найти только в его произведениях.
Отец Низами, Юсуф ибн Заки, мигрировавший в Гянджу из Кума (Центральный Иран), возможно был чиновником, а его мать, Ра’иса, имела иранское происхождение, по словам самого Низами, была курдянкой, вероятно, дочерью вождя курдского племени, и, по некоторым предположениям, была связана с курдской династией Шеддадидов, правившей Гянджой до атабеков.
Родители поэта рано умерли. После смерти отца Ильяса воспитывала мать, а после смерти последней — брат матери Ходжа Умар.
Доулатшах Самарканди (1438—1491) в своем трактате «Тазкират ош-шоара» («Записке о стихотворцах») (окончен в 1487 году) упоминает брата Низами по имени Кивами Мутарризи, который также был поэтом.
Низами был по стандартам своего времени блестяще образован. Тогда предполагалось, что поэты должны быть хорошо сведущи во многих дисциплинах. Однако, и при таких требованиях к поэтам Низами выделялся своей ученостью: его поэмы свидетельствуют не только о его прекрасном знании арабской и персидской литератур, устной и письменной традиций, но и математики, астрономии, астрологии, алхимии, медицины, ботаники, богословия, толкований Корана, исламского права, христианства, иудаизма, иранских мифов и легенд, истории, этики, философии, эзотерики, музыки и изобразительного искусства.
Хотя Низами часто называют «Хаким» (мудрец), он не был философом, как Аль-Фараби, Авиценна и Сухраварди, или толкователем теории суфизма, как Ибн Араби или Абд Ал-Раззак Кашани. Тем не менее, его считают философом и гностиком, хорошо владевшим различными областями исламской философской мысли, которые он объединял и обобщал образом, напоминающим традиции более поздних мудрецов, таких как Кутб аль-Дин Ширази и Баба Афзал Кашани, которые будучи специалистами в различных областях знаний, предприняли попытку объединить различные традиции в философии, гносисе и теологии.
О жизни Низами сохранилось мало информации, но точно известно, что он не был придворным поэтом, так как опасался, что в такой роли он утратит честность, и хотел, прежде всего, свободы творчества. Вместе с тем, следуя традиции, свои произведения Низами посвящал правителям из различных династий. Так, поэму «Лейли и Меджнун» Низами посвятил Ширваншахам, а поэму «Семь красавиц» — сопернику Ильдегизидов — одному из атабеков Мараги (Ахмадилизов) Ала ал-Дину.
Низами, как указывалось, жил в Гяндже. Он был женат трижды. Первая и любимая жена, рабыня-половчанка Афак (которой он посвятил много стихов), «величавая обликом, прекрасная, разумная», была подарена ему правителем Дербента Дара Музаффарр ад-Дином примерно в 1170 году. Низами, освободив Афак, женился на ней. Около 1174 г. у них родился сын, которого назвали Мухаммед. В 1178 или 1179 году, когда Низами заканчивал поэму «Хосров и Ширин», его жена Афак умерла. Две другие жены Низами также умерли преждевременно, притом, что смерть каждой из жен совпадала с завершением Низами новой эпической поэмы, в связи с чем поэт сказал:
Боже, почему за каждую поэму я должен пожертвовать женой!
Низами жил в эпоху политической нестабильности и интенсивной интеллектуальной активности, что отражено в его поэмах и стихах. Ничего не известно о его взаимоотношениях с его покровителями, как и не известны точные даты, когда были написаны его отдельные произведения, так как многое является плодом фантазий его биографов, которые жили позже него. При жизни Низами удостаивался почестей и пользовался уважением. Сохранилось предание о том, что атабек тщетно приглашал Низами ко двору, но получил отказ, однако считая поэта святым человеком, подарил Низами пять тысяч динаров, а позже передал ему во владение 14 деревень.
Сведения о дате его смерти противоречивы также, как и дата его рождения. Средневековые биографы указывают различные данные, расходясь примерно на тридцать семь лет (575-613/1180-1217) в определении года смерти Низами. Сейчас только точно известно, Низами умер в 13 в. Датировка смерти Низами 605 годом хиджры (1208/1209 год) основана на арабской надписи из Гянджи, опубликованной Бертельсом. Другое мнение основано на тексте поэмы «Искандер-наме». Кто-то из близких Низами лиц, возможно, его сын, описал смерть поэта и включил эти строки во вторую книгу об Искандере, в главу, посвящённую смерти античных философов — Платона, Сократа, Аристотеля. В этом описании указан возраст автора по мусульманскому календарю, что соответствует дате смерти в 598 году хиджры (1201/1202 годы):
Шестьдесят было лет и три года ему,
И шесть месяцев сверх, — и ушёл он во тьму,
Всё сказав о мужах, озарявших своими
Поученьями всех, он ушёл вслед за ними.
(пер. К. Липскерова)
По мнению профессора Челковского, «любимым занятием Низами было чтение монументального эпоса Фирдоуси Шахнаме („Книга царей“)». Хотя на творчество Низами влияние оказали и другие персидские поэты, такие как Катран Тебризи (англ.)русск., Санаи, Гургани и историк Ат-Табари, творчество Фирдоуси для Низами было источником вдохновения и материалом для создания поэмы «Искандер-наме». Низами постоянно ссылается на «Шахнаме» в своих произведениях, особенно в прологе «Искандер-наме». Можно считать, что он всегда восхищался произведением Фирдоуси и, поставив себе в жизни цель — написать героический эпос, равный поэме Фирдоуси «Шахнаме», использовал поэму «Шахнаме», как источник для создания трёх эпических поэм — «Семь красавиц», «Хосров и Ширин» и «Искандер-наме». Низами назвал Фирдоуси «хакимом» — «мудрецом», «даанаа» — «знающим» и большим мастером ораторского искусства, «который украсил слова, подобно новобрачной». Он советовал сыну Ширваншаха прочесть «Шахнаме» и запомнить значимые высказывания мудреца. Однако, согласно Е. Э. Бертельсу, «Низами считает свои стихи выше творений Фирдоуси», «Он собирается „палас“ переделать в „шелк“, „серебро“ превратить в „золото“».
Большое влияние на Низами оказало творчество персидского поэта XI века Гургани. Позаимствовав большинство своих сюжетов у другого великого персидского поэта Фирдоуси, основу для своего искусства написания поэзии, образность речи и композиционную технику Низами взял у Гургани. Это заметно в поэме «Хосров и Ширин», и особенно в сцене спора влюблённых, которая имитирует главную сцену из поэмы Гургани «Вис и Рамин». Кроме того, поэма Низами написана тем же метром (хазадж), которым написана поэма Гургани. Влиянием Гургани на Низами можно также объяснить увлеченность последнего астрологией.
Своё первое монументальное произведение Низами написал под воздействием поэмы персидского поэта Санаи «Сад истин» («Хадикат аль-Хакикат»).
Низами писал поэтические произведения, но они отличаются драматичностью. Сюжет его романтических поэм тщательно построен так, чтобы усилить психологическую сложность повествования. Его герои живут под давлением действия и должны срочно принимать решения, чтобы познать самих себя и других. Он рисует психологические портреты своих героев, раскрывая богатство и сложность человеческой души, когда они сталкиваются с сильной и несокрушимой любовью.
С одинаковым мастерством и глубиной Низами изобразил как простых людей, так и царственных особ. С особым теплом Низами изобразил ремесленников и мастеровых. Низами нарисовал образы художников, скульпторов, архитекторов и музыкантов, которые часто становились ключевыми образами в его поэмах. Низами был мастером жанра романтического эпоса. В своих чувственно-эротических стихах Низами объясняет, что заставляет человеческие существа вести себя так, как они, раскрывая их безрассудность и величие, их борьбу, страсти и трагедии. Для Низами правда составляла суть поэзии. На основании такого подхода Низами обрушивал свой гнев на придворных поэтов, которые продавали свой талант за земное вознаграждение. В творчестве Низами искал вселенской справедливости и пытался защитить бедных и смиренных людей, а также исследовать невоздержанность и произвол сильных мира сего. Низами предупреждал людей о преходящей природе жизни. Размышляя о судьбе людей и будучи гуманистом, Низами в поэме «Искандер-наме» предпринял попытку изобразить совершенное общество — утопию.
Низами был поэтом-мистиком, однако в творчестве Низами невозможно отделить мистическое от эротики, духовное от светского. Его мистицизм с характерным для того символизмом основывается на сути суфийской концепции. Вместе с тем, известно, что официально Низами не был принят в какой-либо суфийский орден. Более вероятно, что Низами представлял аскетический мистицизм, схожий с мистицизмом Газали и Аттара, к которому склонность поэта к независимым суждениям и поступкам добавила более различимые особенности.
В поэзии Низами отразились суфийские традиции, символы и образы. Так, в поэме «Сокровищница тайн» Низами, чье творческое наследие является общепризнанным хранилищем иранских мифов и легенд, проиллюстрировал то, как образ розы (гол или гул) воспринимался в представлениях людей средневековой Персии. В исламской традиции роза ассоциируется с Пророком Мухаммедом, что выражается множеством способов в религиозных текстах и художественном творчестве. Для распространения в Иране этой традиции существовали предпосылки в доисламской культуре и религии, в которой с каждым божеством ассоциировался определённый цветок. Культура цветов в Иране всегда была тесно связана с культивацией персидского сада. Средневековый персидский сад в форме четырёхчастного архитектурного сада (чагарбаг) был прямым производным древнеперсидского «райского сада» (парадаиза) Ахеменидских царей, который составлял часть имперской дворцовой системы. Даже распространение ислама в Иране не оказало негативного влияния на культуру персидского сада. Розы, которые выращивались в Иране с древности, являлись обязательной составляющей средневекового персидского сада. В средневековой персо-исламской культуре, и в поэзии в частности, которая является самым тонким выражением персидского творческого гения, образ розы применялся как средство передачи различных идей. Роза считалась царственным цветком и символом красоты. Символизм розы в персидской культуре уходит своими корнями в доисламскую эпоху, когда цветок розы ассоциировался с зороастрийским божеством Даэной (англ.)русск., одним из женских язатов (англ.)русск. Роза стала особенно сильным символом в мистической традиции, начиная с XII в., пропитав персидскую религиозную мысль и литературную культуру. Как и многие персидские поэты-мистики (Руми, Аттаром, Саади) Низами использовал образ розы, как символическое описание божественности. В образном строе персидской поэзии любовь соловья к розе символизировала стремление души мистика к божественному. Так, Руми утверждал, что аромат розы является намеком на тайну божественной действительности, которая лежит в основе всех вещей, и убеждал мистиков отказаться от своей плотской сущности, чтобы стать подобным аромату розы и направлять других в божественный Розовый сад. Руми объясняет аромат розы, как символизирующий «дыхание разума и здравомыслия». Следуя этой традиции, Низами раскрыл мистический символизм розы в состязании двух придворных врачей в поэме «Сокровищница тайн». Хотя рассказанная Низами притча указывает на силу психологического внушения, мистическая природа аромата розы служит в качестве метафоры, как в поэме Низами, так и в классических текстах средневековой персидской поэзии.
Низами хорошо знал исламскую космологию, и эти знания он претворил в своей поэзии. Согласно исламской космологии Земля располагалась в центре в окружении семи планет: Луны, Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера и Сатурна, считавшихся представителями Бога, которые своим движением воздействуют на живых существ и события на Земле. Так, описывая рождение Бахрама и построение его гороскопа мудрецами и звездочетами в поэме «Семь красавиц», Низами, который хорошо разбирался в астрологии, предрек черты характера и судьбу Бахрама:
Поднялась в ту ночь к Плеядам месяца глава,
Апогей звезды Бахрама был в созвездье Льва.
Утарид блеснул под утро в знаке Близнецов,
А Кейван от Водолея отогнал врагов.
(пер. Вл. Державина)
Низами был твердо уверен, что единство мира можно воспринять посредством арифметики, геометрии и музыки. Он также знал нумерологию и считал, что числа являются ключом от взаимосвязанной вселенной, так как посредством чисел множество становится единством , а диссонанс — гармонией. В поэме «Лейли и Меджнун» он приводит нумерологическое значение своего имени — Низами, называя число 1001:
Мне «Низами» прозвание дано,
Имен в нем тыща и еще одно.
Обозначенье этих букв благих
Надежней стен гранитных крепостных.
(Перевод Т. Стрешневой)
Язык поэм и стихов Низами отличается необычностью. Низами писал на персидском языке, подняв его на новую высоту благодаря использованию аллегорий, притч и многозначных слов. Он ввёл новые и прозрачные развёрнутые метафоры и образы, создал неологизмы. Низами использует различные стилистические фигуры (гипербола, анафора), повторы (мукаррар), аллюзию, сложные слова и образы, которые объединяет с различными элементами повествования для увеличения силы их воздействия. Стиль Низами также отличается тем, что он избегает употребления обычных слов для описания действий, эмоций и поведения своих героев. Другой особенностью Низами является создание афоризмов. Так, в поэме «Лейли и Меджнун» Низами создал стиль, который отдельные авторы назвали «стилем эпиграмм», а многие из созданных Низами афоризмов стали пословицами. Низами использует в своей поэзии разговорную речь. Его язык богат идиомами, стилистически прост, особенно в диалогах и монологах. Сам Низами назвал свой стиль «гариб», что переводится, как «редкий, новый». Себя же он называл «волшебником слов» и «зеркалом незримого».
Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф (псевдоним - Низами Гянджеви) — классик персидской поэзии, один из крупнейших поэтов средневекового Востока, крупнейший поэт-романтик в персидской… Развернуть
Марко Поло — венецианский купец и путешественник, представивший историю своего путешествия по Азии в знаменитой «Книге о разнообразии мира».
Считается, что Марко Поло родился в семье венецианского купца Николо Поло, семейство которого занималось торговлей ювелирными изделиями и пряностями. Поскольку свидетельств о рождении Марко Поло не сохранилось, традиционная версия о его рождении в Венеции была оспорена в XIX веке хорватскими исследователями, которые утверждают, что первые свидетельства пребывания семейства Поло в Венеции относятся ко второй половине XIII века, где на них ссылаются как Poli di Dalmazia, в то время как вплоть до 1430 года семейство Поло владело домом в Корчуле, ныне в Хорватии.
Кроме того, есть непризнанная большинством исследователей версия, согласно которой Марко Поло был поляком. Слово «поло» на титульном листе первого издания его книги пишется с маленькой буквы и указывает не на фамилию, а скорее - на национальность. А фамилия идет дальше. Но дело в том, что текст написан вокруг иллюстрации, и фамилия, не уместившаяся на горизонтальной строчке рядом с именем ушла на вертикальную и визуально не воспринимается, хотя написана с большой буквы. В этом можно убедиться, взглянув на фото титульного листа. Вот текст: "Das ist der edel Ritter. Marcho polo von Venedig..." - "Это - благородный рыцарь. Марк поляк фон Венедиг". А путешественник Бенедикт Поляк действительно существовал. До Поло он сопровождал Джованни Плано де Карпини в Монгольскую империю и оставил краткую хронику «О путешествии братьев меньших к татарам».
В 1260 году Никколо, отец Марко, вместе со своим братом Маттео отправились в Крым (в Судак), где у их третьего брата, которого также звали Марко, был свой торговый дом. Далее они двинулись по тому же маршруту, по которому в 1253 году прошёл Гийом де Рубрук. Проведя год в Сарай-Бату, братья двинулись дальше в Бухару. В связи с опасностью военных действий, которые вёл Берке (брат Батыя) в этом регионе, братья вынуждены были отложить возвращение домой. Пробыв в Бухаре три года и не имея возможности вернуться домой, они присоединились к персидскому каравану, который послал ильхан Хулагу в Ханбалык (современный Пекин) своему брату, монгольскому хану Хубилаю, который к тому времени практически завершил разгром китайской империи Сун и вскоре стал единоличным правителем Монгольской империи и китайских земель.
Зимой 1266 года братья достигли Пекина и были приняты Хубилаем, который, по словам братьев, дал им золотую пайцзу для свободной дороги назад и попросил их передать послание папе римскому с просьбой прислать ему масла с гробницы Христа в Иерусалиме и проповедников христианства. Вместе с братьями отправился и монгольский посол в Ватикан, однако, в дороге он заболел и отстал. В дороге Никколо узнал о смерти своей жены и о рождении сына, появившегося на свет через несколько дней после его отъезда, в 1254 году, и названного Марко. Прибыв в Венецию в 1269 году, братья обнаружили, что Папа Климент IV умер, а новый так и не был назначен. Желая поскорее выполнить поручение, они решили не дожидаться назначения нового папы, и в 1271 году отправились в Иерусалим, взяв с собой Марко.
В 1271 Маттео и Никколо Поло вместе с Марко отправились из Венеции в Иерусалим. Морским путём добрались до юго-восточного побережья Малой Азии и далее по суше проехали через Армянское нагорье, Месопотамию, Иранское нагорье, Памир и Кашгарию, и достигли Китая.
Первым китайским городом, в который в 1275 году добралось семейство Поло, был Шачжа (современный Дуньхуан). В том же году они добрались до летней резиденции Хубилая в Шанду. По словам Марко Поло, хан был им восхищён, давал различные поручения, не разрешал ему возвращаться в Венецию и даже в течение трёх лет держал его губернатором города Янчжоу (Глава CXLIV, Книга 2). Кроме того, семейство Поло (по утверждениям книги) участвовало в развитии армии хана и научило его использовать катапульты при осаде крепостей.
Описание жизни Поло в Китае редко следует хронологическому порядку, что составляет проблему в определении точного маршрута его путешествий. Но его описание достаточно точно географически, оно даёт ориентацию по сторонам света и расстояниям в терминах дней маршрута: «На юг от Паншина через один день пути большой и знатный город Каиу». Кроме того, Поло описывает повседневную жизнь китайцев, упоминая использование бумажных денег, типичные ремёсла и кулинарные традиции различных областей. Он пробыл в Китае семнадцать лет.
Несмотря на многочисленные просьбы семейства Поло, хан не хотел отпускать их от себя, но в 1291 году, когда он выдал одну из монгольских принцесс за персидского ильхана Аргуна, ему понадобилась помощь венецианцев, для того чтобы доставить невесту более безопасным морским путём.
Крайне мало известно о его жизни после возвращения из Китая. По некоторым данным, участвовал в войне с Генуей. После поражения в сражении при Курцоле в 1298 году Поло попал в плен к генуэзцам и находился там до мая 1299 года. Его рассказы о путешествиях были записаны ещё одним заключённым, Рустикелло (Рустичано), который занимался также написанием рыцарских романов. По некоторым данным, текст диктовался на венетском диалекте, по другим — он был записан на старофранцузском со вставками на итальянском. В связи с тем, что оригинальный манускрипт не сохранился, установить истину не представляется возможным.
После освобождения из генуэзского плена он вернулся в Венецию, женился и от этого брака у него было три дочери (две были выданы за купцов из Далмации, что, по мнению некоторых исследователей, подтверждает гипотезу о его хорватском происхождении, но сама жена была из известного венецианского рода, что скорее говорит об устоявшихся связях семейства Поло в Венеции). У него был также дом на углу улиц Rio di San Giovanni Crisostomo и Rio di San Lio. Есть документы о том, что он участвовал в двух мелких судебных процессах.
В 1324 году, будучи уже больным человеком, Поло написал своё завещание, в котором упомянута золотая пайцза, полученная от татарского хана (он получил её от дяди Маттео, который, в свою очередь, завещал её Марко в 1310 году). В том же 1324 году Марко умер и был похоронен в церкви Сан Лоренцо. В 1596 году его дом (где, по преданию, хранились вещи, привезённые им из китайского похода) сгорел. Церковь, в которой он был похоронен, в XIX веке была снесена.
Марко Поло — венецианский купец и путешественник, представивший историю своего путешествия по Азии в знаменитой «Книге о разнообразии мира». Считается, что Марко Поло родился в… Развернуть
Японский писатель, поэт и эссеист. Писал в жанрах дзуйхицу и вака. Наиболее известен по дзуйхицу «Записки из кельи» (Ходзёки).
Вольфрам фон Эшенбах (ок. 1170-1220) – немецкий рыцарь, поэт-миннезингер. Один из важнейших представителей немецкой средневековой эпической поэзии.
Автор одного из самых известных рыцарских романов о Святом Граале и рыцарях короля Артура "Парцифаль".
О его биографии практически ничего точно не известно. Однако имя Вольфрама присутствует в некоторых легендах, нашедших отражение в искусстве. Участвовал в состязании певцов в Вартбурге. Вольфрам фон Эшенбах - ближайший друг Тангейзера (тоже рыцаря-миннезингера) в опере Вагнера.
Также Вольфрам один из главных персонажей повести Э.Т.А.Гофмана "Состязание Певцов".
Вольфрам фон Эшенбах (ок. 1170-1220) – немецкий рыцарь, поэт-миннезингер. Один из важнейших представителей немецкой средневековой эпической поэзии.
Автор одного из самых… Развернуть
«Клянусь Аллахом, я никогда не питал никакой любви
к поэзии и в моих глазах нет худшего занятия, чем она».
Руми, Фихи ма фихи § 16
Руми — один из литературных псевдонимов величайшего иранского поэта-мистика Джалаладина Мухаммада. Это прозвание по месту жительства, оно означает "Румский" (из Рума), поскольку большую часть жизни поэт провел в Руме в Малой Азии. Его поэтическое творчество и философско-религиозные взгляды оставили глубокий, разительный след в литературе и системе взглядов народов Ближнего и Среднего Востока. Уже при жизни он стал легендой и провозглашен святым, которого как глубоко и искренне превозносили и чтили, так же и столь же яростно порицали и опровергали.
Родиной поэта был Балх, ныне не очень приметный городок на севере современного Афганистана. Но в те далекие годы – это крупнейший и процветающий город, перекресток караванных путей, ведших из Китая и Индии на север и запад, и из Мавераннахра, Ирана и стран арабского мира – на восток и юг. Незадолго перед тем этот важнейший торговый и политический центр восточного Хорасана вошел в состав обширной империи могущественного, полного честолюбивых амбиций Хорезмшаха Ала ад-дина Мухаммада (правил 1200–1220 г.г.).
Отец будущего поэта Мухаммад б. Хусайн ал-Хатиби ал-Балхи (1148–1231 г.г.), носивший почетное прозвание Султан ал-улама («Глава религиозных авторитетов») и более известный как Баха ад-дин Валад, принадлежал к высокочтимому в тогдашнем обществе элитарному кругу признанных знатоков мусульманского богословия, Корана и преданий о пророке Мухаммаде. Своими страстными публичными выступлениями он снискал себе славу популярного проповедника. Вместе с тем, он не скрывал своих симпатий к суфизму – мусульманскому мистицизму и разделял идеи мистика-интеллектуала Ахмада ал-Газзали (ум. в 1126 г.), чьим духовным последователем он себя считал, а также взгляды своего современника мистика-практика Наджм ад-дина Кубра (ум. в 1220 г.). Словом, основательные и обширные познания в богословии и теологии, ученость по меркам того времени создали ему широкую репутацию религиозного наставника и учителя, публичные проповеди которого собирали многочисленную аудиторию, и содействовали росту его авторитета. Впоследствии он объединил все свои проповеди в сборнике, названном ал-Ма‘ариф («Познания»). Этот сборник, а точнее, разработка им концепций господствовавшего в то время религиозного мировоззрения – ислама, в сочетании с изложением положений суфийской доктрины о возможности познания единосущного бытия, т.е. Бога, оказали непосредственное влияние на становление взглядов его сына Джалал ад-дина, неоднократно штудировавшего труд отца.
Судя по немногим, но достаточно прозрачным намекам, встречающимся в этом сборнике, между Баха ад-дином Валадом и суровым богословом-схоластом, лауреатом многих диспутов по вопросам веры при дворе Хорезм-шахов – Фахр ад-дином Рази (1149–1210 г.г.) возникли разногласия, в конце концов, приведшие ко взаимной нетерпимости и вражде. Шах и его двор поддержали Рази, поскольку ряд проповедей Баха ад-дина были выдержаны в духе порицания конкретных действий Хорезмшаха и ему присных. Враждебность влиятельного при дворе религиозного деятеля таила в себе немалую опасность: известна была зловещая роль, которую сыграл Фахр ад-дин Рази в трагической судьбе мистика Маджд ад-дина Багдади, утопленного по приказу Хорезмшаха в Амударье в 1209 г. по обвинению в вероотступничестве и ереси. Видимо, мысль покинуть родину окрепла у него давно, но осуществить свое намерение он смог уже после смерти упомянутого Рази.
Будучи известным проповедником и богословом, Баха ад-дин нередко оставлял Балх, посещая крупные города и небольшие селения в Мавераннахре и на Памире. Последний раз он выезжал в Самарканд в 1212 или 1213 г. Разрыв отношений между Хорезмшахом и багдадским халифом, поднявшаяся в государстве волна гонений против сторонников последнего в связи с подготовкой похода на Багдад, лишний раз укрепили Баха ад-дина в задуманном и побудили его под благовидным предлогом паломничества оставить навсегда родные места. Точная дата отъезда из Балха нам неизвестна. Предположительно, Баха ад-дин с семьей в сопровождении 40 учеников и последователей выехал между 1214 и 1216 гг., поскольку точно известно, что в 1217 г. он уже находился в Руме (Малая Азия), где обосновался в г. Малатья, – одном из городов государства Сельджукидов Рума. В это время Джалал ад-дину шел одиннадцатый год от роду.
Политическая карта Малой Азии того периода была весьма пестрой. В центре ее сложился Румский султанат Сельджукидов (1077–1307 г. г.) со столицей в г. Конья (древний Икониум). Это было наиболее мощное государственное образование в регионе, достигшее пика своего расцвета в правление Ала ад-дина Кайкубада I (1219–1236 г. г.) и Гиййас ад-дина Кайхусрова II (1236–1245 г.г.). Именно этот, находившийся далеко на западе, султанат представлялся землей обетованной и страной, где царят процветание и покой, достаток и порядок тем многочисленным беженцам, что устремились туда в надежде обрести спасение от насилий степных opд, ведомых Чингисханом. В городах султаната нашли приют и осели многие сотни и тысячи ремесленников, деятелей культуры и науки, бежавшие из Мавераннахра и Ирана. Но спокойствие, которое, казалось, царило в этом районе мусульманского мира, было обманчивым.
Дело в том, что политико-экономический фундамент Румского султаната состоял из двух структур – кочевых племен, располагавшихся на периферии, и военно-ленной системы, господствовавшей в земледельческих районах и городах страны. Именно эти структуры определяли те противоречия, которые возникали в процессе феодализации страны. Племена находились на различных стадиях перехода к оседлости и ослабления родоплеменных связей. Поэтому становление среди них феодальных отношений протекало далеко не безболезненно. Настойчивые попытки центральных властей поставить под свой контроль социальные процессы, происходившие в этой общественной структуре, не привели к осязаемому успеху, поскольку кочевая вольница контролю не поддалась. Военно-ленная структура, доставшаяся в наследство от государства Великих Сельджуков, охватывала круги феодальной знати, объединившейся вокруг династии, оседлое (часто иноверческое) крестьянство и города с их ремесленным производством и торговлей. Противоречия между различными общественными структурами со всей наглядностью проявились в широком, разномастном по своему социальному составу восстании Баба Исхака (1239 г.), до основания потрясшем весь султанат. Едва власти успели подавить эту яростную вспышку народного гнева, как далекие прежде татаро – монголы появились на границах Румского султаната. В битве при Кёседаге (1243 г.) они наголову разбили сельджукские войска, султанат потерял самостоятельность, признав свой вассалитет. Спустя три месяца татаро-монгольские отряды ушли в Иран, опустошив Рум, разрушив многие города и крепости этой страны, истребив и угнав в плен десятки тысяч жителей. В стране начался период длительных междоусобиц и в 1307 г. султанат прекратил существование. Многие из этих событий, так или иначе, отразились на жизни Джалал ад-дина. Вскоре после приезда в Рум семья Баха ад-дина переселилась из г.Малатья в г. Сивас (1219 г.), затем в Акшехир, где они провели немногим более трех лет, после чего, видимо, в 1222 г. переехали в г. Ларенда (ныне Караман), где оставались около семи лет. В этом городе умерла мать Джалал ад-дина Мумине-Хатун, здесь же он в 1225 г. женился на Джаухар-Хатун – дочери Шараф ад-дина Лала Самарканди, и здесь же год спустя родился его первенец Султан-Велед, который впоследствии напишет поэму «Валад-наме» («Книга о Валаде») – стихотворную биографию деда и отца, и бережно, по крупицам соберет наставления, сентенции и изречения Джалал ад-дина, назвав их «Фихи ма фихи» («В нем то, что в нем»).
Жизнь в Ларенде текла ровно и размеренно, как вдруг снова перемена мест – к Баха ад-дину прибыл личный посланец правителя Румского султаната Ала ад-дина Кайкубада I с предложением занять почетный и престижный пост руководителя одного из самых популярных медресе (высшего конфессионального училища) в г. Конья. Баха ад-дин недолго раздумывал: он принял это лестное приглашение. В 1228 г. он переехал в г. Конья и умер там 23 февраля 1231 г. Город Конья, который согласно арабской легенде, был местом захоронения праха древнегреческого философа Платона, ко времени приезда Джалал ад-дина уже более ста лет была столицей султаната. В городе только что был возведен новый, отличавшийся пышностью и великолепием дворец султана, отстроена новая цитадель. В 1220 г. Кайкубад завершил строительство центральной пятничной мечети, начатое еще его предшественником Кайкаусом I. Слава о благоустроенных и богатых медресе привлекала студентов из Египта, Сирии и Ирака. Словом, культурная и религиозная жизнь в столице била ключом.
После смерти отца двадцатичетырехлетний Джалал ад-дин занял его пост в медресе и, тем самым, сразу же вошел в элитарный круг местных религиозных авторитетов. Однако по представлениям того времени, он был слишком молод, чтобы читать проповеди в кафедральной мечети по пятницам, обучать детей местной знати и богатых горожан основам богословия, религиозного права и толковать Коран. Мы не располагаем сведениями об объеме и систематичности образования, полученного Джадал ад-дином к этому времени. Скорее всего, в связи с частыми переездами его воспитанием и образованием занимался непосредственно его отец, чью книгу «ал-Ма‘ариф» он штудировал неоднократно от первой до последней страницы. В г. Конья вокруг него собрались все наиболее влиятельные и известные ученые и последователи его покойного отца, чтобы поддержать словом и делом сына своего учителя. В 1232 г. приезжает из Термеза соратник отца и член мистического братства Кубравийа Сайид Бурхан ад-дин Мухаккик и целиком посвящает себя духовному воспитанию Джалал ад-дина, который был его учеником-муридом около девяти лет. Он посвятил его в сокровенные тайны мистического «Пути», раскрыл ему сущность концепций, доктрин и положений суфизма, основанных на идее постижения скрытого от непосвященных знания через собственный психологический опыт. Видимо, в этот период Джалал ад-дин встретил весьма прохладно откровения Сайида Бурхан ад-дина, поскольку его больше привлекала мысль получить полное и систематическое религиозное образование, которое обеспечило бы ему материальный достаток и твердое положение в конийском обществе. С этой целью он отправился в Сирию, где в Алеппо и Дамаске – центрах мусульманской учености и религиозного знания провел в общей сложности около семи лет. По возвращении в г. Конья он застал там на престоле Гиййас ад-дина Кайхусрау II, сменившего Кайкубада I, который подтвердил его право руководить медресе и преподавать в нем.
Последующие пять лет (1240–1244 г.г.) жизнь Джалал ад-дина текла ровно, без срывов, по, как казалось, раз и навсегда заведенному порядку. Он был обеспечен и устроен, имел дом и семью, читал лекции в медресе, солидные и добропорядочные проповеди в соборной мечети. Его часто можно было видеть на улицах г.Конья, когда он степенно шел пешком или ехал, восседая на муле, в почтительном окружении учеников и студентов; он был обычно одет в традиционную одежду знатока мусульманского вероучения – широкую и просторную мантию, а на голове носил тюрбан внушительных размеров. Впоследствии он едко и зло высмеивал эту категорию тогдашнего общества, но это будет потом. В эти же годы он как будто бы не слышал грозных раскатов социальных и политических бурь, промчавшихся над его страной. Он не слышал ни требований социальной справедливости восставших под руководством Баба Исхака, ни топота копыт монгольской конницы, ни плача угоняемых в рабство компатриотов. Все как будто бы прошло мимо, не затронув его. Видимо, это так и случилось, поскольку ни в его собственных произведениях, ни в поэмах его сына не встречается ни единого намека на трагические события, свидетелем которых он был. Любопытно, что на это обстоятельство обратили внимание более поздние биографы Джалал ад-дина и поспешили заполнить это белое пятно в его биографии легендами о том, как мистическая сила Джалал ад-дина помогает людям в их борьбе с монголами. Его вполне удовлетворяла уже предопределенная престижная по тем временам карьера популярного и преуспевающего религиозного деятеля, выносящего авторитетные суждения по вопросам веры и священного шариата, окруженного вниманием общества.
Уже не раз и не два приходили ему в голову мысли написать свой комментарий к Корану или же начать кропотливую работу над собственным сборником изречений Пророка, снабдив их всесторонними пояснениями, или же отобрать свои лучшие проповеди, написанные элегантной прозой и этикетные по безупречному стилю. Но, видимо, самой невероятной показалась бы ему мысль о том, что он станет поэтом. Как Джалал ад-дин сам откровенно говорит в одной из записанных бесед, отмечая, что поэтическое занятие не пользовалось никаким уважением среди кругов духовенства в его родном Хорасане и «...я, пребывая в состоянии столь всепоглощающей любви, что, когда друзья <т.е. хорасанцы – О.А.> приходили ко мне, я в страхе, что они могут помешать мне, творил и читал стихи, дабы этим увлечь их. А иначе для чего нужна была бы мне поэзия? Клянусь Аллахом, я никогда не питал никакой любви к поэзии и в моих глазах нет худшего занятия, чем она. <Но сейчас> она стала обязанностью, возложенной <свыше> на меня...».
И вдруг все неожиданно изменилось. Наступил перелом, вызванный духовным взрывом, резкий перелом, напоминавший его окружению душевное заболевание. Джалал ад-дин, степенный проповедник и мэтр мусульманской учености, исчез. Встреча с бродячим суфием-проповедником Шамс ад-дином Мухаммадом Табризи всколыхнула его душу, перевернула все его существо. Радость от общения с ним, любовь к нему искренняя и чистая, охватившая Джалал ад-дина, сделали его другим человеком раскрыли в нем подспудно дремавшие и никому до тех пор неведомые чувства и страсти, о которых никто, включая и самого Джалал ад-дина, и не предполагал. Он признал Шамса Табризи своим духовным наставником, стал его послушником и учеником: мир без Шамса для него не существовал, он сам стал его частью.
В личности Шамс ад-дина Табризи, тогда уже немолодого 60-летнего человека, много таинственного. В источниках его образ как бы соткан из тайн: неожиданно возник и столь же внезапно (для большинства современников) исчез, чтобы больше не появиться. Многие исследователи считали эпизод с исчезновением Шамс ад-дина, кардинально изменивший всю жизнь Джалал ад-дина, и ставший для него подлинной душевной трагедией и кровоточившей раной сердца, еще одной красочной легендой, которыми полна классическая персидская средневековая литература. Однако Шамс ад-дин Табризи – историческое лицо. Мистик, близкий по своим воззрениям братству каландаров, он бродил по странам Ближнего Востока и проповедовал идеи суфизма. Он отрицал любой ритуал и культовые предписания, призывал к духовной чистоте и считал необходимым непосредственное общение с народом. Суфий, он яростно нападал на рационализм богословия и схоластической философии, не признавал религиозных различий и звал к миру между людьми разных вероисповеданий, полагая, что сущность любой религии заключается в вере в Бога, а не в ритуальных ее отправлениях. Такова вкратце суть его изречений, вошедших в недавно опубликованный сборник (1979 г.) «Макалат» («Речения»), составленный его учениками.
26 ноября 1244 г. бродячий дервиш Шамс ад-дин Мухаммад, уроженец Табриза, вдруг появился в г. Конья, куда пришел из Дамаска и остановился на постой в караван-сарае торговцев сахаром. Спустя некоторое время он вышел на улицу и присел около ворот. Еще издали он увидел, что в его сторону направляется верхом на муле процветающий, судя по внешнему виду, факих, окруженный толпой почтительно шествующих рядом учеников и студентов. Когда эта процессия поравнялась с дервишем, тот встал и, обратившись к Джалал ад-дину (а это был именно он), спросил: «Скажи мне, кто более велик из всех слуг Господа: пророк Мухаммад или же Байазид из Бистама?». Услышав в ответ, что об этом и речи быть не может, конечно же, Мухаммад, поскольку в Коране записано, что он «печать пророков», т.е. последний Пророк, посланный к людям, он возразил: «Тогда как же понять слова Мухаммада, который изрек: «О боже, мы не знаем тебя так, как должно было бы знать на самом деле!» А Байазид восклицал: «Преславен я! Преславен я! О сколь велико мое могущество!» Джалал ад-дин был потрясен его возражением. В этом уже пожилом дервише он увидел совсем другого человека, с подобными которому судьба его еще не сводила. Он пригласил его к себе в дом при медресе и с той минуты практически отгородился от внешнего мира. 16 месяцев он, как прилежный послушник, провел с ним в долгих беседах и слушал его поучения и откровения. Шамс ад-дин стал для Джалал ад-дина олицетворением всеобъемлющей любви, горячая дружба и духовная близость с ним открыла ему новый мир, неведомый доселе – мир мистических переживаний, страстей и духовных упражнений. Видимо, следует напомнить еще раз, что Джалал ад-дин жил в эпоху средневековья и что он был, хотя и выдающимся, но сыном своего времени, в котором господствовала только одна форма идеологии – религиозная.
Одной из форм этого религиозного мировоззрения стал мусульманский мистицизм – суфизм. При этом следует помнить, что когда говорят о суфизме, то имеют в виду не какую-то единую систему взглядов, концепций и постулатов, а множество течений, школ, ветвей и ответвлений, представленных целым спектром разнообразнейших положений и идей мистического Пути, которых объединяет только конечная цель. Методы же достижения этой цели (психотренинг, духовные и физические упражнения) были самыми разнообразными, а иногда просто полярными. Суфизм – это особое религиозно-философское мировоззрение в рамках ислама, представители которого считают возможным непосредственное и интимное, т.е. прямое духовное общение (или же духовное единение) человека с божеством, которое достигается путем экстаза или внутреннего озарения, ниспосланных человеку, идущему по пути к Богу с любовью к нему в своем сердце, через личный индивидуальный психологический опыт. Подобные течения в эпоху средневековья не были редкостью, и мистике нашлось место практически во всех крупных религиозных системах (иудаизм, христианство, буддизм, индуизм).
Цель жизни суфиев – мусульманских мистиков – мистическое познание божества. Это их религиозный идеал, которому были подчинены все их помыслы и поведенческие мотивы. Их концепция мистического Пути руководствовалась идеей нравственного очищения и совершенства человека, который должен был пройти для этого целую систему устойчивых этико-моральных и кратковременных, возникающих как мгновенная вспышка света, психических состояний.
Идеи и взгляды Шамс ад-дина упали на благодатную почву. Горячая и искренняя любовь Джалал ад-дина к дервишу не позволяла ему разлучаться с последним. Джалал ад-дин забросил занятия в медресе, отгородился от учеников, редко виделся с домочадцами. Поднялось недовольство: сначала тихое роптание, а затем явственные угрозы по адресу Шамс ад-дина, вылившиеся в неудачное покушение на его жизнь. Понимая, что ученики на этом не остановятся, Шамс ад-дин 11 марта 1246 г. тайно покинул г Конья и бежал в Дамаск. Расстроенный Джадал ад-дин бросился на розыски и, узнав, что Шамс ад-дин в Дамаске, отправил за ним Султан-Веледа, единственного, кому он доверял, со страстной стихотворной мольбой вернуться. Шамс и Велед пешком возвращаются в г.Конья. Ученики встретили его враждебно – угрозы физической расправы возобновились с удвоенной силой. Но сам Джалал ад-дин был на седьмом небе от счастья. Он весь светился радостью, он был переполнен чувством благодарности к человеку, общение с которым принесло ему мистическое прозрение. Но враги Шамс ад-дина не дремали, и однажды он исчез – исчез навсегда. Это произошло в середине 1247 г.
Источники донесли до нас несколько версий, объясняющих его исчезновение, в том числе и следующее: он был заколот кинжалом по наущению (или при личном участии) младшего сына Джалал ад-дина Ала ад-дина, тело дервиша было брошено в колодец, которое обнаружил Султан-Велед и предал его земле на конийском кладбище. Происшедшее скрыли от Джалал ад-дина. Он впал в полное отчаяние и, надеясь его отыскать, дважды ездил в Дамаск. Мы знаем о переживаниях поэта со слов его сына Султан-Веледа, который трогательно и проникновенно описывает их в поэме «Валад-наме». Отчаяние и ужас Джалал ад-дина, осознавшего, что он никогда не увидит друга и не перемолвится с ним словечком, были столь глубоки, что домашние всерьез обеспокоились его психическим состоянием. Джалал ад-дин не потерял рассудок, но он уже не был прежним человеком. Он стал поэтом. Настоящим поэтом, пережившим боль утраты и разлуку с другом и осознавшим свою трагедию. Джалал ад-дин Руми, видимо и до встречи с Шамс ад-дином Табризи пробовал свои силы в поэзии. Но именно встреча с Шамсом, а особенно исчезновение последнего, столь его потрясшее, словно высвободили дремавшие втуне чувства. Руми тонко чувствовал и обостренно воспринимал окружение благодаря своему природному экстатическому настрою и склонности к экзальтации. Он стал писать образные и красочные стихи, полные мистической символики, проникнутые человеческими чувствами. Большая часть этих стихотворений, вошедших в его Диван, «подписана» именем Шамс. Этим поэт как бы утверждал, что Шамс не исчез, он сокрыт, он живет в его душе, говорит его языком.
Другой характерной чертой натуры Джалал ад-дина была его несомненная музыкальная одаренность и необыкновенное чувство ритма. Особые чувства он испытывал к флейте, которой он посвятил проникновенные строки в прологе к поэме, и мелодии которой заставляли трепетать его душу. После исчезновения Шамс ад-дина он все чаще устраивает общие собрания и совместные молитвы основанного и организованного, но никогда не возглавлявшегося им мистического братства, где под музыку распевались его стихи-газели, написанные специально для этого ритуала, либо навеянные атмосферой последнего. Таких стихов очень много. Впоследствии Джалал ад-дин ввел в этот ритуал танцы, символизировавшие для него поиски исчезнувшего Шамса, надежду на встречу с ним и крушение этих надежд. Подобные радения получили название сама‘. Они были введены в повседневную практику суфийских общин еще задолго до того, как он использовал сама‘ в своем братстве. Суфии ясно осознавали, какой силой эмоционального воздействия обладает нематериальная музыка, какое влияние оказывает она на настроения и чувства людей. Джалал ад-дин первым ввел музыку и танец в ритуал общих собраний дервишей г. Конья и первым же применил ее в медресе. Заметим, кстати, что почти все поэтическое наследие Руми представляет собой результат переполнявших его экстатических чувств и видений, возникавших в процессе радений под музыку и танцы.
Ритуал радения в братстве мавлави складывался постепенно и при его потомке Пир Адиле Челеби (ум. в 1460 г.) был канонизирован. Радение, собственно, стало театрализованным зрелищем, представлением с неизменной режиссурой и сценарием, строгой сменой ритма танца, его направления, вращений и прыжков, перемежающихся остановками и сопровождаемых пением. В конечном счете, весь этот сложный и детально разработанный ритуал приводил к массовому экстазу и трансу, в который впадали как сами участники, так и многочисленные зрители. В Западной Европе братство Мавлавийа, практиковавшее это радение, стало известно как «орден кружащихся дервишей».
Джалал ад-дин уже не мог жить без человека, который бы его вдохновлял и напоминал бы ему потерянного друга. И вот в 1249 г. он объявил, что Шамс ад-дин возвратился, приняв облик ученика золотых дел мастера из г.Конья Салах ад-дина Фаридуна Заркуба. Скромный, внешне очень приятный молодой человек, не получивший никакого образования, был назначен им старшим среди учеников, своим заместителем (халифа). Последние возмутились, и уже возник заговор с целью его убийства, когда Джалал ад-дин пригрозил, что он навсегда покинет медресе и г.Конья. Конфликт был улажен, зачинщики покаялись. Но 29 декабря 1258 г. Салах ад-дин умер. Поэт горестно замечает в одной из газелей: «Опустилось солнце, но поднялась луна, и ее тоже закрыли облака». Эта знаменитая строка завершается следующими словами – «но взошла звезда». Этой звездой был Хусам ад-дин Хасан – преемник Салах ад-дина. Он стал младшим другом и искренним помощником поэта. Именно ему обязана персидская словесность появлением знаменитой поэмы в шести частях-тетрадях «Маснави». Он вдохновил Джалал ад-дина написать ее, обратившись к нему с просьбой от имени всех учеников. Хусам ад-дин как тень следовал за своим учителем. При нем всегда были писчие принадлежности и, чтобы ни декламировал Джалал ад-дин днем или ночью, на улице, дома, в медресе, на радении, даже в бане, когда к нему приходило вдохновение, Хусам ад-дин все это записывал. Затем он перечитывал записанное поэту, а тот корректировал и шлифовал. После чего он переписывал набело. Поэма была начата не ранее 1258 г. и первая ее часть-тетрадь закончена к 1261 г.
Затем в работе наступил двухлетний перерыв: умерла жена Хусам ад-дина, и он долго не мог работать. В 1263 г. работа возобновилась и уже шла без остановок. Последняя шестая тетрадь была завершена около 1270 г. Всей поэме поэт отдал 12 лет непрестанного труда. Бытует мнение, что Джалал ад-дин сознательно не дописал поэму, которая действительно обрывается на, как бы не доведенном до конца, рассказе о человеке, завещавшем состояние самому ленивому из своих трех сыновей. Но известно также, что он полностью, незадолго до кончины, еще раз скорректировал «Маснави». Сын и Хусам ад-дин по очереди читали ему его произведение, а он уточнял чтение, исправлял неясности и могущие возникнуть расхождения в понимании того или иного пассажа или стиха. Особо отмечалось при этом произношение отдельных слов. Помимо этой поэмы, содержащей, по словам биографов, 26.640 бейтов, научное издание которой, предпринятое в 1925–1940 гг. известным английским востоковедом Р. Николсоном в 8-ми томах, содержит 25.632 бейта, или 51.264 строки, до нас дошли: 1) Диван-и Шамс («Собрание стихотворений Шамса»), изданный крупнейшим иранским знатоком творчества Руми Бади аз-Заман Фарузанфаром в Тегеране в 8-ми томах в 1957–1963 гг., и содержащий около 60 тысяч строк; 2) три прозаических сочинения: бережно записанные высказывания Фихи ма фихи («В нем то, что в нем»), Мава‘из-и маджлис-и caбa‘ («Наставления, произнесенные во время семи маджлисов») и Мактубат («Письма»). Эти сочинения были изданы в Тегеране и Стамбуле в разное время.
Джалал ад-дин Руми скончался в г.Конья 17 декабря 1273 г. и был похоронен рядом с отцом в мавзолее, возведенном еще при Ала ад-дине Кайкубаде I.
«Аттар был духом, Сана’и – его очами
Мы пришли вслед за Аттаром и Сана’и»
Руми
Джалал ад-дин не создал своей особой системы философских взглядов, равно как и оригинального мистического пути. Дорогу, по которой он шел, проторили его предшественники. Но, вступив на нее, блестяще подготовленным и превосходно образованным, он и по ныне выделяется среди грандов персидской поэзии своей интеллектуальной и поэтической одаренностью. Он отлично знал поэмы Сана’и и Аттара, свободно ориентировался в диванах ал-Мутанабби и ал-Халладжа, его волновали полные «божественного неистовства» мистические откровения Байазида Бистами. Он, несомненно, был знаком с трудами Абу Хамида ал-Газзали (ум. в 1111 г.), который в своей эклектической религиозно-этической системе свел воедино элементы исламского традиционализма и рационализма с мистицизмом. Можно только гадать, слушал ли он в бытность свою в Дамаске и Алеппо лекции теософа и творца теории «экзистенционального монизма» Ибн ал-Араби. Но с его идеями он был, несомненно, знаком, как показывает его «Маснави».
В принципе, Руми более привлекала практика суфийского Пути, хотя он и не чурался концепций «интеллектуального» мистицизма. Трудно назвать его сторонником или последователем какой-то определенной школы суфизма. Естественно, Джалал ад-дин был глубоко религиозным человеком. Он жил в ту эпоху, когда человек мог только с помощью религии и богословия понять свое предназначение, свое место в мире и в обществе, среди равных себе. Поэтому он постоянно стремился соединить в своем творчестве земное и идеальное, человеческое и мистическое. Он, подобно всем мистикам, стремился понять и разрешить силой своего поэтического дарования и таланта «одну, но пламенную страсть» – проблему взаимоотношения человека и божества. Увы, он не мог себе представить, что такой проблемы просто не существует, и она иллюзорна. С его точки зрения, совершенство всего созданного в мире воплощается в человеке, который, постигая истину, завершает один период развития и тотчас же начинает другой. Но Джалал ад-дин, наряду с этим, был великим поэтом. Его экстатические видения, которые он воспроизводил в поэтических образах, отнюдь не напоминают последовательный ряд логических суждений, построенных интеллектом. Особо это ощущается в его газелях. Его стихия – вдохновение и экстаз. В этой связи точно подметил P. Николсон: «Руми – поэт и мистик, он не есть философ и мыслитель. У него нет системы, но он создает эстетическую атмосферу, которой претит анализ» (Mathnawi, VII. p. IX).
«Коран это на персидском языке» Джами.
«Сии слова – это лестница, ведущая в небеса.
Всякий, кто по ней пойдет, достигнет высот»
Руми.
Рассказывают, что однажды Хусам ад-дин, хорошо осведомленный о настроениях и думах учеников Джалал ад-дина, улучил момент и, обратившись к нему, сказал: «Господин наш, не могли бы Вы создать произведение, похожее на поэмы Сана’и и Аттара, в котором бы стихами рассказали все то, о чем Вы поясняете ученикам во время лекций-бесед. В Ваших газелях это имеется, но хотелось бы, чтобы положения мистического пути были бы изложены последовательно в одной книге». Мавлана тут же вынул из складок тюрбана сложенный лист бумаги, на котором он собственноручно написал первые 18 бейтов «Маснави» и передал его Хусам ад-дину. Это был пролог «Маснави» – знаменитая «Песнь свирели». Так начиналась поэма.
Это легенда, но как считают, весьма близкая к действительности. Ее передают практически все наиболее достоверные источники, в которых говорится о жизни Джалал ад-дина Руми.
«Маснави» – вершина творчества поэта, задуманное и осуществленное им как стихотворное (для легкости усвоения) руководство для членов неформального братства, основанного им около 1240 г. Еще задолго до того, как Абд ар-Рахман Джами (1414–1492 г.г.) – сам поэт и мистик – назвал ее «Кораном на персидском языке», не только ученики Джалал ад-дина и члены братства Мавлавийа, но и вообще многие приверженцы идеи эзотерического знания восхваляли и превозносили ее. Суфизм создал немало «вдохновенных» произведений, схожего содержания, но мы можем смело утверждать, что ни одно из них не распространялось в таком количестве (только рукописей на языке оригинала дошло до наших дней более 500), не изучалось столь внимательно и не вызывало столь значительное число откликов в виде комментариев, переложений и переводов, чем «Маснави». Поэма содержит 25.632 бейта, что позволяет считать ее даже по меркам персидской классической поэзии весьма внушительной. По своему объему она почти равна вместе взятым «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, вдвое больше «Божественной комедии» Данте, косвенно испытавшего на себе влияние эсхатологических представлений мусульманского мистицизма, но вдвое же уступает по объему «Шахнаме» («Шах-книга») Фирдоуси.
«Маснави» поражает эрудицией Джалал ад-дина и разнообразием источников, откуда он почерпнул сюжеты своих притч и рассказов. Более полутораста произведений! Не считая того, что он сам непосредственно почерпнул из фольклора различных народов. Например, сюжет притчи о мухе-кормчем был навеян двумя строками из сатиры арабского поэта Абу Нуваса (IX в.) на Джа‘фара Бармакида. Джалал ад-дин, как известно, поэму не писал, он начитывал ее, диктовал, находясь в состоянии эмоциональной приподнятости и вдохновения. Отсюда известный импровизационный момент, присутствующий в «Маснави». Считается, что поэма создавалась импульсивно, без четкого плана и по наитию, что она не имеет композиционного каркаса и единого сюжетного стержня, напоминая до какой-то степени лабиринт. Действительно, архитектоника Маснави многослойна и многопланова. Она еще более усложняется тем, что поэма написана в дидактическом жанре, излюбленной формой которого является притча, назидательный рассказ, в чем Руми следовал за своими предшественниками Сана’и и Аттаром. Известная импровизационность «Маснави» создавала композиционную инверсию в порядке следования притч, которые увязывались с многочисленными теоретическими положениями автора, в качестве их иллюстративного пояснения, по принципу ассоциативной связи, иногда нарочито заштрихованной. Иллюстративная часть – это целая цепь следующих друг за другом или вытекающих друг из друга остроумных и мастерски написанных притч-рассказов. В ряде случаев основная история, давшая начало целому каскаду притч, становится как бы рамкой, обрамляющей рассказы, а все, что она вобрала в себя – стихотворной обрамленной повестью.
Подобных повестей можно насчитать в «Маснави» более 30 (причем ряд из них весьма значительные по объему). Для этого достаточно внимательно просмотреть оглавление каждой тетради (ср. в 1-ой тетради «Рассказ о бедуине и его жене», в 4-ой – «Муса и Фараон», «Соломон и Билкис»). Иногда прерванное повествование такого рассказа возобновляется спустя много страниц (ср. серию толкований коранических преданий о библейском Моисее в кн. 2. 3–4, 6). Следует помнить, что Джалал ад-дин, работая над «Маснави», исполнял своеобразный социальный заказ – просьбу учеников написать версифицированное руководство по мистицизму. Что он и сделал. Отсюда его столь частое обращение к Корану – фундаменту мусульманского эзотеризма и преданиям (хадис) о пророке Мухаммеде. 760 раз цитирует он стихи Корана, нередко переводя их на персидский язык, и приводит 703 хадиса в 745 случаях. Аллегорически толкуя стихи Корана, и часто используя хадисы в подкрепление своего пояснения, он раскрывает перед читателем сокровенный тайный смысл отдельных стихов Корана и легенд о пророках, признаваемых таковыми коранической традицией, в рамках и символах суфийских концепций. Как правило (но отнюдь не всегда) схема объяснения того или иного морально-этического либо суфийского положения в «Маснави» строится следующим образом: теза (мистический постулат), затем подтверждение (коранический стих или хадис), затем его перевод, затем иллюстративный пример (притча, рассказ, новелла в миниатюре), затем вывод (в виде сентенции или наставления). Такова устойчивая схема творческого метода поэта в «Маснави».
Поставлено в последние годы под сомнение и утверждение о хаотичности изложения в поэме основных идей и доктрин суфизма. Европейский специалист Ю. Болдик указал на тот факт, что в мистическом контексте по своей структуре «Маснави» очень близка к поэме Аттара «Илахи-наме» («Книга о божестве») и точно также четко делится на три достаточно обособленных части. Причем, сам Джалал ад-дин обозначил их границы названием первых и последних историй в каждой из них. Вкратце концепция Ю. Болдика сводится к следующему: Первая часть «Маснави» посвящена чувственной, карнальной душе, страстям, кои управляют человеком и от которых ему, если он встал на путь поисков Бога и истины, надлежит избавиться (это содержание первой тетради), поскольку низменные чувства суть зло, обман и наваждение Сатаны (содержание второй тетради). Вторая часть состоит из третьей и четвертой тетрадей, которые сам Руми объединяет последним рассказом «О вероломном влюбленном» и общей темой пространного рассказа о пророке Моисее. Основная тема этой части, в которой ангел заменяет сатану, действующего в первой – соотношение абсолютного Разума, человеческого ума и знания. Третья часть (тетради пятая и шестая) объединены темой утверждения единосущного бытия и отрицания бытия человеческого. В ней объясняются мистические концепции абсолютного Духа и предвечного Света-Истины, положение о понятии фана (полном исчезновении, растворении личности в божестве) и утверждается первостепенная важность фигуры шейха – наставника на мистическом пути познания, которая у Руми, как кажется, до определенной степени замещает абсолютный Дух. На первый взгляд, это трехэтапная система пути, принятая у суфиев, но более всего данная структура напоминает триаду эллинистического философа-идеалиста Плотина – всеобщая Душа, всеобщий Разум, Единосущный. Таким образом, в «Маснави» мы наблюдаем наличие трех взаимно переплетающихся и взаимосвязанных структур: мистической, общемусульманской, основанной на Коране, и художественно-иллюстративной, представленной великим множеством широко распространенных на Востоке притч, рассказов, мини-новелл и историй, которые несут основную нагрузку при объяснении понятийного аппарата Джалал ад-дина Руми.
Как известно, творение Руми получило исключительную популярность. И дело не только в том, что он создал емкое руководство, в котором обосновал теорию и практику мистицизма, но и в том, что он мастерски изложил весьма сложные философские концепции великолепным персидским языком, простым, изящным и доходчивым. Поэтическое мышление Руми неповторимо, он – истинно великий поэт. В языке его поэзии нет нарочитых украшений, нет надуманных и искусственных стилистических красот и тропов, нет той этикетности языка, которая столь обычна для большинства средневековых поэтов Востока, он – прост и ясен. Творческий процесс в работе над «Маснави» не был ровным, он шел скачкообразно. Джалал ад-дин сам неоднократно указывает на это обстоятельство. То он, не замечая времени и усталости, день и ночь увлеченно, запоем читал стихи и диктовал их записывающему Хусам ад-дину, то наступал эмоциональный спад, периоды вдохновения сменялись глубокой меланхолией, и он многие дни не обращался к своему детищу. Он жалуется на муки, которые вызывают у него мысли «как соблюсти рифму или построить стих». «Слово – враг мой, оно не подчиняется мне» – восклицает он. Строгие знатоки стиля, пуристы, конечно, замечали в этой связи в ряде мест его поэмы несовершенство рифмы и размера, погрешности в стихотворной технике, разговорные стяжения, неточные или несовершенные грамматические обороты и т.п. Но эти упущения с лихвой покрывались общим поэтическим настроем его «Маснави», в которой он видел средство для «пробуждения душ», рупор для распространения идей и взглядов. Творение Джалал ад-дина по праву считается вершиной суфийской поэзии, непревзойденным и совершенным образцом ее дидактического жанра. Поэма – подлинная энциклопедия мусульманского мистицизма. Ее читали, заучивали наизусть и по ней учились на всем Ближнем и Среднем Востоке, но исключительную популярность она снискала себе в Иране, Северной Индии, Пакистане и Турции. В последней, например, вплоть до начала XX в. «Маснави» читалось и объяснялось для широкой аудитории в специально построенных для этой цели зданиях. На крайнем востоке же мусульманского мира в Восточном Туркестане дервиши братства Накшбандийа актаглик считали обязательным знать наизусть не менее семи бейтов поэмы.
Но «Маснави» не только энциклопедия суфизма и источник мистических идей, из которого утоляли жажду многие поколения суфиев. Автор сочными и яркими мазками-притчами нарисовал красочное полотно жизни современного ему общества, в основном, городского. Подавляющее большинство героев его рассказов, историй и новелл-миниатюр, из которых, собственно, и соткана художественная ткань поэмы, на удивление реалистичны, а переделки и казусы, в которые им случается попадать, как будто бы взяты из обстоятельств повседневной жизни, столь они событийны.
Отметим здесь лишь малую толику: о садовнике и воре, о четырех индусах, о четырех путниках и винограде, о суждениях о слове, о воре и факихе, о попугае, пролившем масло, о казвинце, желавшем сделать себе татуировку и т.п. Аллегории притч животного цикла, естественно мало кого могли ввести в заблуждение в обществе, взращенном на символизме восточной поэзии. Они были прозрачны, и все ясно понимали, какие социальные круги скрываются за личиной льва или волка, осла или лисицы, зайца или слона, верблюда или шакала. Конечно, «Маснави» имела своим адресатом все общество султаната, а не какой-то один социальный слой, хотя формально создавалась для суфиев, но ведь суфии «рекрутировались» практически из всех классов. Одни видели в ней стол полный яств, накрытый для эстетов-гурманов, пришедших на пир мистических сюжетов. Других привлекала живость и занимательность динамичных повествований, калейдоскоп стремительно сменяющих друг друга сцен и ситуаций. Третьи получали удовольствие от образности языка, в том числе и сюжетов, мастерски переданных живым, разговорным языком, что в то время было, несомненно, новшеством в поэзии, другие же открывали для себя в «Маснави» россыпи народного юмора и расхожих поговорок, авторов которых давно уже никто не помнил, но зато каждый мог сказать, что они принадлежат ходже Насраддину либо Джухе.
Исключительно разнообразен по своей тематике мир притч, многие из которых имеют острую социальную направленность, когда автор говорит о безысходной нищете бедняков, о бесправии подданных и произволе властей, о страданиях, которые приносят войны мирным жителям, и мародерстве служилых людей. Не меньше внимания уделяет Джалал ад-дин обличению лжесуфиев-шарлатанов, лицемерных мулл, глупых и чванливых факихов, жадных и продажных судей и т.п. Эти персонажи – частые гости народного юмора и фольклора, длинной чередой проходят по страницам «Маснави». Умело аранжированная серия рассказов и притч, в которых наряду с возвышенной патетикой проповедей, а также мистических откровений и видений, разбросаны едкие насмешки, фривольные шутки и соленые анекдоты, доведенные порой до скабрезности, составляют то стройное здание, которое выстроил Джалал ад-дин Руми.
Образные сравнения и короткие афоризмы, которыми так богата «Маснави», широко распространились по всему мусульманскому Востоку, став самостоятельными крылатыми словами, пословицами и поговорками. Возьмем на себя смелость утверждать, что в этом отношении «Маснави» сыграла в персидской словесности такую же роль, какую – в русской «Горе от ума» А.С. Грибоедова. Цель, которую преследовал Джалал ад-дин, создавая свой труд – это в доступной и понятной форме, ясным и простым языком изложить положения и концепции как «интеллектуального», так и «прагматического» суфизма. Он с блеском эту задачу выполнил. Но попутно он не менее блистательно создал замечательное поэтическое произведение, в котором воспел совершенство и красоту человека, веру в его разум; призвал к дружбе и миру между людьми различных вероисповеданий; осуждал произвол власть предержащих, порицал узость догм официальной веры. Джалал ад-дин Мухаммад Балхи Руми – персидский поэт, но его творчество далеко вышло за рамки национальной литературы, оно принадлежит общемировой культуре и цивилизации.
(с) О. Ф. Акимушкин. Вдохновенный из Рума.
«Клянусь Аллахом, я никогда не питал никакой любви
к поэзии и в моих глазах нет худшего занятия, чем она».
Руми, Фихи ма фихи § 16 Руми — один из литературных… Развернуть
Фома Аквинский (иначе Фома Аквинат или Томас Аквинат, лат. Thomas Aquinas итал. Tommaso d'Aquino) (родился примерно в 1225, замок Рокказекка, близ Аквино — умер 7 марта 1274, монастырь Фоссануова, около Рима) — философ и теолог, систематизатор ортодоксальной схоластики, учитель церкви, Doctor Angelicus, Doctor Universalis, «princeps philosophorum» («князь философов»), основатель томизма, член ордена доминиканцев; с 1879 года признан наиболее авторитетным католическим религиозным философом, который связал христианское вероучение (в частности, идеи Августина Блаженного) с философией Аристотеля. Сформулировал пять доказательств бытия Бога. Признавая относительную самостоятельность естественного бытия и человеческого разума, утверждал, что природа завершается в благодати, разум — в вере, философское познание и естественная теология, основанная на аналогии сущего, — в сверхъестественном откровении.
Бертран Рассел пишет, что Фома родился 25 января 1225 года. Начальное образование получил в монастырской школе, учился в Неапольском университете, Париже, а с 1248 г. у Альберта Великого в Кёльне. Существует легенда, что однажды, во время трапезы в монастыре, Фома Аквинский услышал голос, сказавший ему: «Здесь, в монастыре, все насыщены, но в Италии паства Моя голодает». Фома решил, что ему пора уехать из монастыря.
Позже стал преподавателем богословия и философии в Париже, где ранее учился. Вступил в орден доминиканцев в 1244 году. В 1252 году вернулся в Париж, занимаясь там преподаванием до 1259 года. Практически всю остальную часть жизни провёл в Италии, за исключением 1268 — 1272 годов, в течение которых он пребывал в Париже, ведя полемику с парижскими аверроистами относительно интерпретации аристотелева учения о бессмертии активного интеллекта.
Недомогание принудило его прервать преподавание и писательский труд к концу 1273 года. В начале 1274 года он умер в монастыре Фоссанова по дороге на церковный собор в Лион.
Наибольшее влияние на философию Фомы оказал Аристотель, в значительной мере творчески переосмысленный им; также заметно влияние неоплатоников, греческих и арабских комментаторов Аристотеля, Цицерона, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Августина, Боэция, Ансельма Кентерберийского, Иоанна Дамаскина, Авиценны, Аверроэса, Гебироля и Маймонида и многих других мыслителей.
Фома Аквинский (иначе Фома Аквинат или Томас Аквинат, лат. Thomas Aquinas итал. Tommaso d'Aquino) (родился примерно в 1225, замок Рокказекка, близ Аквино — умер 7 марта 1274,… Развернуть
Гильом де Лоррис — французский трувер середины XIII в., жил при Людовике Святом.
Он известен как автор первой половины знаменитого Романа о Розе , аллегорической поэмы, в которой воспевается поэт, влюбившийся в замке Plasir в прекрасную розу. Продолжение и конец сочинены были спустя 60 лет Жаном де Мёном.
Гильом де Лоррис хотел преподать «науку любви» и является в этом отношении прямым подражателем «Ars Amandi» Овидия, — местами он прямо переводит латинского поэта. В поэтическом отношении «Роман о Розе» отличается изяществом, грацией стиха и отсутствием обычного цинизма средневековых поэм.
Гильом де Лоррис — ученик провансальских трубадуров; его нежная поэзия обнаруживает большее знакомство с литературой разных куртуазных писателей, чем с латинской учёностью той эпохи.
Гильом де Лоррис — французский трувер середины XIII в., жил при Людовике Святом. Он известен как автор первой половины знаменитого Романа о Розе , аллегорической поэмы, в… Развернуть
Жан де Мен (Жан Клопинель, «Хромой» — Jean Clopinel) (ок. 1240 или 1250—1305) — французский поэт, сатирик, филолог, хорошо знал латынь и был знаком с произведениями выдающихся деятелей средневековой культуры, представитель французского свободомыслия, доктор богословия.
Родился в Мён-сюр-Луар в семье горожанина. Известен как автор второй части (ок. 18 000 стихов, написанных приблизительно в 1275 году) аллегорического «Романа о Розе» (первая часть принадлежит Гильому де Лоррису), в котором выразителями идей Жана де Мена являются Природа и Разум. С их точки зрения писатель и оценивает современное ему общество.
В философии природы Жан де Мен следует за Аристотелем, в вопросах этики — за Платоном, одновременно питая глубокое уважение к философам Средневековья. Сохранились его переводы с латинского языка, в том числе «Об утешении философией» Боэция (перевод был хорошо известен). В написанном им в конце жизни «Завещании» имеются сведения автобиографического характера. За многогранный характер знаний, за высказанные идеи, которые шли вразрез с феодально-церковным мировоззрением, Жана де Мена называют «Вольтером Средневековья».
Жан де Мен (Жан Клопинель, «Хромой» — Jean Clopinel) (ок. 1240 или 1250—1305) — французский поэт, сатирик, филолог, хорошо знал латынь и был знаком с произведениями выдающихся… Развернуть
Майстер Экхарт, известный также как Иоганн Экхарт (Johannes Eckhart) и Экхарт из Хоххайма (Eckhart von Hochheim; нем. Meister Eckhart; ок. 1260 — ок. 1328) — знаменитый средневековый немецкий теолог и философ, один из крупнейших христианских мистиков, учивший о присутствии Бога во всем существующем.
Титул «Meister», означающий по-немецки «мастер, учитель», указывает на академическое звание магистра теологии (Magister in theologia), полученное в Париже.
Родился в знатной семье в Хохгайме около 1260 года. Вступив в доминиканский орден, обучался в доминиканских школах и стал магистром теологии в 1302. Учился в Парижском университете. В 1303—1311 годах — провинциальный приор ордена в Саксонии. С 1311 года — профессор в Париже, с 1313 года — в Страсбурге и с 1320 года — учитель чтения в Кёльне.
Майстер Экхарт, известный также как Иоганн Экхарт (Johannes Eckhart) и Экхарт из Хоххайма (Eckhart von Hochheim; нем. Meister Eckhart; ок. 1260 — ок. 1328) — знаменитый… Развернуть
Абу Мухаммад Муслих ад-Дин ибн Абд Аллах Саади Ширази (перс. ابومحمد مُصلِحالدین بن عَبدُالله سعدی شیرازی, около 1181—1291) — персидский поэт-моралист, представитель практического, житейского суфизма.
Саади родился около 1205 г. в городе Шираз в семье муллы. Прозвище «Саади» происходит от имени атабека Фарса Саада ибн Занги (1195—1226), которому служил ещё отец поэта, рано умерший, и который принял участие в воспитании Муслих ад-Дина. Под попечением Саада ибн Занги Муслих ад-Дин поступил в медресе Низамийа в Багдаде. Учился у суфийских шейхов и старался проникнуться их аскетическими идеалами. Однако стихи, написанные Саади в то время, дышат юношеской любовью к жизни и её радостям; и сам он в старости сознавался, что все убеждения шейха Абуль-Фараджа Джузии не могли его исцелить от любви к музыке.
Нашествие монголов на Иран и низвержение Саада ибн Занги в 1226 г. заставило Саади бежать, и в течение 30 лет судьба, полная всяких превратностей, беспрерывно бросала его то в один, то в другой конец мусульманского мира. В Индии, в Суменате, для сохранения своей жизни Саади притворно принял веру огнепоклонников и потом бежал, убив камнем сторожевого жреца. В Мекке, большей частью пешком, Саади побывал 14 раз. Благодаря блестящему знанию классического арабского языка он стал проповедником в Дамаске и Баальбеке, но начал томиться миром и уединился в пустыне под Иерусалимом. Тут он попал в плен к крестоносцам, которые перевезли его на сирийское прибрежье, в Триполи, и заставили там рыть окопы для крепости. Его за 10 червонцев выкупил один знакомый богач из Алеппо, привёз к себе и женил на своей безобразной и сварливой дочери. Спасаясь от невыносимой семейной жизни, Саади бежал в Северную Африку.
Пространствовав сквозь всю Малую Азию, Саади очутился в родном Ширазе (1256) и под покровительством Абу-Бекра, сына покойного Саада, прожил в подгородном монастыре до конца жизни. «Князья, вельможи и лучшие горожане, — по выражению Девлет-шаха, — являлись на посещение шейха».
Саади написал много стихотворных и прозаических произведений, причём в качестве поучительных примеров очень часто пользовался личными воспоминаниями из своей скитальческой жизни. Испытав на себе всю бренность мира, Саади теоретически вполне согласен с такими своими суфийскими предшественниками или современниками, как поэты Фаридаддин Аттар и Джалаладдин Руми, шейх Абд ал-Кадир ал-Джилани и др. Но, хорошо зная людей, Саади понимает, что далеко не все способны удалиться от мира, умертвить плоть и исключительно предаться мистическому созерцанию. Поэтому Саади рекомендует мирянам аскетизм житейский: жить в мире, но не пристращаться к нему, сознавать его превратность и быть ежечасно готовым к потере земных благ.
В 1257 г. он написал поэтический трактат «Бустâн» («Плодовый сад»), где в десяти главах стихами изложена суфийская философия и этика, подкрепляемая занимательными притчами и рассказами. По глубине поэтического чувства и по высоте нравственных идей «Бустâн» — одно из величайших произведений всей суфийской литературы. Однако не «Бустâн», а «Гулистâн» (= «Розовый сад» — писан прозой вперемежку со стихами, в 1258 году), во многом аналогичный с предшествующим произведением, но более просто написанный, составляет до сих пор настольную книгу каждого перса и с детства заучивается в школах. «Гулистâн» имеет своеобразную прелесть народности, потому что пересыпан множеством пословиц и оговорок. Аналогию с «Гулистâном» имеет ещё довольно сухая «Книга советов» (Пенд-наме), одноимённая с такой же книгой Аттара; но её принадлежность Саади не вполне доказана.
Прочие произведения Саади, составляющие до двух третей его дивана, относятся преимущественно к лирике. Основной заслугой Саади видится то, что в своей газели он сумел соединить дидактику суфийской газели с красотой и образностью любовной газели. Каждый бейт в ней можно прочитать как в любовном, так и в философско-дидактическом ключе. Продолжателем этой традиции является другой известный персидский поэт Хафиз Ширази.
Абу Мухаммад Муслих ад-Дин ибн Абд Аллах Саади Ширази (перс. ابومحمد مُصلِحالدین بن عَبدُالله سعدی شیرازی, около 1181—1291) — персидский поэт-моралист, представитель… Развернуть
Ибн аль-Фа́рид (араб. عمر بن علي بن الفارض,`Umar ibn `Alī ibn al-Fārid); 1181 — 1235) — арабский поэт-суфий, представитель западной ветви суфизма (по прозвищу — «султан аль-ашикин», царь влюблённых). Родился в Каире, в семье выходца из г. Хама (Сирия), исполнявшего обязанности ходатая по делам о разделе имущества (фарид). Отец обучал его основам мусульманского вероучения — шафиитскому (шафииты – сторонники одной из четырёх религиозно-правовых школ, придерживающихся умеренных, компромиссных взглядов) праву – шариату. Позже Фарид обратился к суфизму. Обладающий от природы незаурядной внешностью он таки предпочёл одиночество, надолго уединялся на склонах горы Мокаттам (под Каиром), общаясь только с дикими зверями, занимаясь аскезой и предаваясь размышлениям. После смерти отца, при котором он находился некоторое время, прервав отшельничество, Ибн аль-Фарид вернулся к аскетической жизни и странствиям в поисках истины. Около пятнадцати лет провёл в Мекке, где написал большую часть своих трудов. Он не оставил после себя трактатов по теории и практике суфизма, но то небольшое стихотворное наследие, собранное впоследствии его внуком Алием в небольшом «диване» — жемчужина арабской поэзии. Его поэзия полностью суфийская, признан величайшим мистическим поэтом среди арабов. Несколько стихотворений им были написаны в экстазе.
Ещё при жизни Фарид снискал репутацию вали (святого). В Каир возвратился с почётом, как ревностный служитель религии. Читал проповеди в ал-Азхаре, соборной мечети Каира, которые часто посещал египетский султан ал-Камиль, звавший его ко двору, обещая сделать верховным судьей Египта. Но Ибн аль-Фарид отказался от подобной карьеры, предпочтя проникновение в глубины духовной истины.
Наиболее известны произведения: «Ода о вине» и «Большая таийя» — касыда, состоящая из 760 бейтов. Иногда его упрекают за кажущуюся бесцеремонность, с какой поэт проводит параллели между любовью к Богу и любовью плотской. Ради благозвучия стиха он пренебрегал грамотностью. «Диван» имел много комментаторов и издавался на Востоке много раз.
Умер в Каире, был похоронен у подножья горы Мокаттам в «долине немощных». Его могила в мечети ал-Азхар сохранилась и поныне.
Ибн аль-Фа́рид (араб. عمر بن علي بن الفارض,`Umar ibn `Alī ibn al-Fārid); 1181 — 1235) — арабский поэт-суфий, представитель западной ветви суфизма (по прозвищу — «султан… Развернуть
Камо-но Тёмэй — японский писатель, поэт и эссеист. Писал в жанрах дзуйхицу и вака. Наиболее известен по дзуйхицу «Записки из кельи».
Предположительно Тёмэй имел довольно знатное происхождение и уже в детстве получил доступ к императорскому двору. Достиг значительных успехов в поэзии и музыке, стал членом Поэтической академии (Вакадокоро, Ведомство японской поэзии). Его творчество получило высокое признание знатоков; он вошёл в число лучших поэтов и музыкантов своего времени.
Однако в тридцатилетнем возрасте, не сумев получить желанную наследственную должность настоятеля синтоистского храма, он удалился от двора и переехал в окрестности Киото, отказываясь вернуться в ведомство Вакадокоро.
Примерно через двадцать лет Тёмэй стал буддийским монахом под новым именем Рэн-ин и поселился в келье на горе Тояма, где и написал свои знаменитые «Записки из кельи» (буквально — «Записки квадратной сажени»). Согласно собственному указанию автора, это произведение было закончено 2 мая 1212 года.
Камо-но Тёмэй — японский писатель, поэт и эссеист. Писал в жанрах дзуйхицу и вака. Наиболее известен по дзуйхицу «Записки из кельи». Предположительно Тёмэй имел довольно знатное… Развернуть
Настоящее имя — Абу Хамид Мухаммад ибн Абу Бакр Ибрахим (или ибн Са‘д ибн Йусуф). По другой информации — Фарид ад-Дин Абу-Хамид Мухаммад Аттар Нишапури.
Прозвище Аттар (Аптекарь; عطار نیشابوری — Аттар Нишапури (Аттар из города Нишапур)) восходит к профессии отца, которую он унаследовал. Аттар родился в Нишапуре во второй половине XII века и большую часть жизни провел в суфийском монастыре. Он совершил паломничество в Мекку, путешествовал по Сирии и Египту, повидал многих старцев-наставников; знакомству с ними посвящена его работа «Жизнеописания святых» (Тазки-рат-уль-аулия) — яркий образец прямодушия и проницательности автора.
Аттар известен главным образом своими поэтическими произведениями, особенно аллегорической поэмой «Логика птиц» (Мантык-ут-тайр). О высшей цели мистического опыта — растворении в божественной сути личного Я — Аттар повествует столь красочным языком, что даже самые отвлеченные понятия воплощаются в живые и яркие образы.
Настоящее имя — Абу Хамид Мухаммад ибн Абу Бакр Ибрахим (или ибн Са‘д ибн Йусуф). По другой информации — Фарид ад-Дин Абу-Хамид Мухаммад Аттар Нишапури. Прозвище Аттар… Развернуть
Жоффруа де Виллардуэн — крупный французский феодал, сеньор де Виллардуэн, сеньор Вилли, сеньор Лезинна, маршал Шампани, маршал Романии. Один из руководителей IV крестового похода, автор хроники «Завоевание Константинополя».
Жоффруа был пятым из 6-ти сыновей Вилэна де Виллардуэна, его замок находился в Шампани. В 1172 году он был возведен в рыцари. В 1185 году - назначен маршалом Шампани. В 1190 году последовал за графом Генрихом II в Третий крестовый поход, участвовал в осаде Акры. 24 ноября подвергся нападению отряда мусульман и попал в плен. На родину он вернулся только в 1194 году.
Во время Четвёртого крестового похода Жоффруа играл заметную роль. Именно он по поручению графа Тибо III, выбранного руководителем похода, вел переговоры с Венецией о перевозке войск через море. Был одним из предводителей крестоносцев, которые в начале 1203 года вошли в сговор с византийским царевичем Алексеем. Во время штурма Константинополя 17 июля 1203 года командовал одним из отрядов, охранявших лагерь крестоносцев. После завоевания Константинополя крестоносцами в апреле 1204 года и избрания в мае императором Латинской империи Балдуина Фландрского, на Жоффруа была возложена обязанность охраны Константинополя в отсутствие главного войска.
Жоффруа также выполнял различные дипломатические поручения, пользуясь при этом большим авторитетом. В конце года получил в империи титул маршала, после чего стал именовать себя «маршал Романии и Шампани», став одним из главных сановников императорского двора и командиром боевого подразделения крестоносцев из Шампани. Весной 1205 года участвовал в походе императора Балдуина в Болгарию, во время которого крестоносцы были наголову разбиты под Адрианополем, а сам император попал в плен. Жоффруа сумел собрать остатки войска и вывести их в Родосто, где он соединился с армией брата Балдуина, Анри д’Эно. Позже Жоффруа играл заметную роль в борьбе крестоносцев против болгар.
Жоффруа де Виллардуэн — крупный французский феодал, сеньор де Виллардуэн, сеньор Вилли, сеньор Лезинна, маршал Шампани, маршал Романии. Один из руководителей IV крестового… Развернуть
Мухаммад ибн-Али ибн-аль-Араби родился в знатной арабской семье в городе Мурсия, в то время в Андалузии правили султаны Альморавиды. В его окружении были как знатные вельможи, так и аскеты и подвижники. Ибн аль-Араби получил хорошее образование в Севилье (Ишбилия), которая становится столицей и культурным центром династии Альмохадов.
В 1172 году в результате реконкисты мусульмане потерпели тяжёлое поражение. Он отказывается от карьеры чиновника и готовится к духовному пути. В 1180 году он встречался в Кордове с Ибн Рушдом (Аверроэсом). Окончательно он становится суфием в 1184 году, его учителем становится аль-Урайби. В процессе суфийской практики он встречается с многочисленными людьми — авторитетными учёными и богословами, а также со странствующими аскетами и практиками экстаза.
В 1193 году он покидает Андалузию и пускается в странствия по Магрибу (Северной Африке). С этого момента начинаются его наполненные мистическими переживаниями путешествия, во время которых он трижды встречается с Хизиром. Отражение этого периода жизни можно найти в его труде «Святой дух» и в трактате «Мекканские откровения». В Тунисе он встречается с Абу-Мадьяном, выдающимся суфийским учителем того времени.
Кенотаф, принадлежащий ибн-Араби в стеклянном ящике его гробницы в Дамаске
После возврата в Андалузию, он снова направляется в Магриб, и с 1195 по 1197 годы живёт в городе Фес, где общается с многочисленными учёными, мистиками и суфиями. В это время арабские владения в Андалузии находятся под угрозой захвата со стороны кастильского короля Альфонсо VIII, в Фесе возникают серьёзные споры по поводу смысла бытия, и к ибн-Араби приходит ряд откровений. У него появляется немало учеников и последователей, для которых он пишет многочисленные наставления.
Тогда он отказывается от предложения должности со стороны магрибского султана и возвращается снова в Андалузию, в Мурсию и Гранаду, посещая также суфийскую школу в Альмерии. Тогда он уже готовится к хаджу, и в 1200 навсегда покидает Андалузию, перебравшись в Марракеш.
В Марракеше его посещает откровение, в котором он превратился в птицу, парящую вокруг Божественного Трона, и получает указание направиться в хадж, взяв себе в спутники Мухаммада аль-Хассара, учёного из Феса. Он едет в Фес, потом в Беджаю а потом в Тунис, снова встречаясь с Абу-Мадьяном.
В 1202 он направляется в Мекку, куда добирается через Александрию и Каир, где в это время после нескольких неурожаев возник страшный голод. По дороге в Мекку он посещает Иерусалим и Хеврон, поклоняется могилам патриархов, откуда едет в Медину, и в том же году оказывается в Мекке.
В Мекке он начинает работу над «Мекканскими откровениями», которые становятся делом его жизни. Тогда у него возникает множество учеников, число которых ещё более возрастает во время его последующих путешествий. Тогда же в Мекке он знакомится с сельджукским вельможей Маджаддином аль-Руми, с которым сохраняет прочную дружбу вплоть до его смерти, и далее путешествует с его караваном в Багдад и в Конью.
В 1205 он направляется в Багдад.
В 1207 он снова направляется в Египет и совершает ещё одну поездку в Мекку.
Далее он направляется в сельджукскую столицу — город Конья. Его визит оказывает большое влияние на суфизм в Персии и даже в Индии.
С 1223 года проживал в Дамаске, где умер в 1240 году.
Мухаммад ибн-Али ибн-аль-Араби родился в знатной арабской семье в городе Мурсия, в то время в Андалузии правили султаны Альморавиды. В его окружении были как знатные вельможи,… Развернуть
Ли Гюбо, также встречается Ли Гю Бо — средневековый корейский поэт и чиновник эпохи государства Корё. Был одним из немногих литераторов, живших в эпоху военной диктатуры в Корё.
Ли Гюбо , также встречается Ли Гю Бо — средневековый корейский поэт и чиновник эпохи государства Корё. Был одним из немногих литераторов, живших в эпоху военной диктатуры в… Развернуть
Иоанн де Плано Карпини (Джованни Плано Карпини, Иоанн из Пьян дель Карпине) — итальянский францисканец, первым из европейцев, до Рубрука и Андре де Лонжюмо, посетивший Монгольскую империю и оставивший описание своего путешествия. Архиепископ Бара в 1248—1252 годах.
Иоанн де Плано Карпини (Джованни Плано Карпини, Иоанн из Пьян дель Карпине) — итальянский францисканец, первым из европейцев, до Рубрука и Андре де Лонжюмо, посетивший… Развернуть
Французский средневековый историк, биограф Святого Людовика.
Жуанвиль был выходцем из знатной шампанской семьи. Поступил на службу к королю Тибо IV Наваррскому, графу Шампанскому, и был у него сенешалем; присоединился к седьмому крестовому походу, предпринятому в 1245 Людовиком IX. Храбро сражался; в 1250 г. вместе с королем попал в плен к мамелюкам под Мансурой (Египет); участвовал в переговорах с неприятелем, организовал сбор необходимого для освобождения выкупа среди тамплиеров; поддерживал короля в трудные минуты — в частности, после гибели его брата, Роберта д’Артуа. Именно по совету Жуанвиля и вопреки мнению других своих приближённых монарх на несколько лет задержался на Святой земле.Во Францию Людовик IX и ставший его ближайшим советником, беззаветно преданный ему Жуанвиль вернулись в 1254 году; с тех пор Жуанвиль оставался при дворе и фактически являлся регентом Шампани до достижения совершеннолетия Иоанной I Наваррской.
Умер в 1317 году и похоронен в фамильном замке.
Французский средневековый историк, биограф Святого Людовика. Жуанвиль был выходцем из знатной шампанской семьи. Поступил на службу к королю Тибо IV Наваррскому, графу… Развернуть
Робер де Борон (Робе́рт де Боро́н, фр. Robert de Boron, XII — XIII века) — французский поэт, уроженец деревни Борон во Франш-Конте.
Если верить его собственным словам, он был чиновником и рыцарем на службе Готье де Монбельяра, участника Четвёртого Крестового похода.
Автор трилогии рыцарских романов о поисках Грааля. Первый из них — «Роман о Граале» (у этого произведения есть и другое название — «Роман об Иосифе Аримафейском»). Две другие части трилогии Робера не сохранились. От второго романа, «Мерлин», дошли лишь первые 502 стиха, от третьего, «Персеваль»,— ни строчки. Но книги Робера де Борона были в своё время столь популярны, что мы располагаем, и в большом количестве списков, прозаическими транскрипциями этих произведений, что позволяет в некоторой степени судить об общем замысле романиста. Он был первым, кто сделал попытку изложить связно весь основной сюжет артуровского цикла, первым принялся за циклизацию тех материалов, которыми располагал. Робер не просто циклизовал кельтские легенды о короле Артуре, его Круглом Столе, о возникновении и упадке идеального артуровского королевства. Робер эти легенды в значительной степени переосмыслил в христианском духе, под сильным влиянием цистерцианских идей.
Робер де Борон (Робе́рт де Боро́н, фр. Robert de Boron, XII — XIII века) — французский поэт, уроженец деревни Борон во Франш-Конте. Если верить его собственным словам, он был… Развернуть
Абу-ль-Фарадж ибн Гарун, он же Григорий Иоанн Бар-Эбрей (1226, Малатья, Конийский султанат, ныне территория Турции, — 30 июня 1286, Марага, Иран) — сирийский церковный деятель, писатель и учёный-энциклопедист.
Бар-Эбрей — прозвище, означающее «сын еврея». Однако его отец перешёл в христианство яковитского обряда. Поскольку основные сочинения Бар-Эбрея написаны по-сирийски и по-арабски, известен он больше по арабизированной форме своего имени — Абу-ль-Фарадж.
Ранние годы
Абу-ль-Фарадж родился в 1226 году в городе Малатья в семье крещёного еврея врача Аарона (арабское имя — Харун бин Тума аль-Малати). Семья была достаточно состоятельной,[1] поэтому Абу-ль-Фарадж с юных лет мог обучаться сирийскому, греческому и арабскому языкам, затем — богословию и философии. Под руководством отца и других известных врачей города он также приобщался к врачебному искусству.
В 1243 году, опасаясь наступления монгольской армии, большая часть населения города бежала в Халеб. Однако врач Аарон с семьёй остался в Малатье и уже в 1244 поступил на службу к одному из монгольских военачальников, с которым некоторое время разъезжал по завоёванным территориям. В том же году Аарон был отпущен со службы и перебрался вместе с семьёй в Антиохию, столицу Антиохийского княжества. Здесь Абу-ль-Фарадж продолжил своё образование. Вскоре он стал монахом одного из яковитских монастырей, а позднее отправился в Триполи.
Церковная деятельность
В 1246, на двадцатом году жизни Абу-ль-Фарадж был посвящён яковитским патриархом Игнатием III в епископы Губоса (близ Малатьи) и принял имя Григорий. Год спустя он стал епископом Лакабены, а в 1253 был переведён с тем же чином в Халеб. В 1264 году новый патриарх Игнатий IV назначил Абу-ль-Фараджа мафрианом яковитов Месопотамии, он оставался на этом посту до самой смерти.
Абу-ль-Фарадж не раз бывал в Мараге и Тебризе, столице государства Хулагуидов, встречался с ильханами Абагой и Текудером. В 1268 году он совершил поездку сначала в Тебриз, затем в Марагу, где в яковитском монастыре читал лекции о Евклиде. Через четыре года там же Абу-ль-Фарадж читал о «Вселенной» Птолемея. Мафриан способствовал строительству культовых сооружений в этих городах: по его распоряжению в 1272 году была построена молельня новой церкви в Мараге, а в 1282 — новая церковь в Тебризе.
Поскольку Абу-ль-Фарадж старался защитить перед монгольскими правителями всех христиан, независимо от принадлежности к различным течениям, в своё первое посещение Мараги, где яковитов было мало, он был с почётом встречен всеми христианами города. Смерть Абу-ль-Фараджа, последовавшая в том же городе 30 июня 1286 года, была с горечью воспринята жителями. Несторианский католикос мар Ябалаха III призвал горожан в знак траура не открывать лавок и не вести торговлю. Яковиты, несториане, григориане, православные — исполнили просьбу католикоса.
Труды
Абу-ль-Фарадж был одним из самых плодовитых и выдающихся сирийских писателей. Во всех его сочинениях виден добросовестный и критический исследователь, который старается глубже вникнуть в причинную связь событий. Современники называли его Красой века (Farîd al zamân) вследствие его отличных познаний во всех науках.
Главный исторический труд Абу-ль-Фараджа «Хроника» излагает все познания его и его предшественников в области истории и состоит из двух частей. Первая часть, посвящённая гражданской и политической истории, известна под названием «Chronicon syriacum» и была издана П. И. Брунсом и Г. В. Киршем в 1789 г. Второй том содержит историю сирийской церкви, а также несториан и антиохийского патриархата, — издан Ж. Б. Аббелоосом и Т. Ж. Лами (3 тома, Лёвен, 1872—74).
Некоторые отрывки его обширного богословского сочинения «Сокровища тайн» (Aussar râfe) сделались известны благодаря Бернштейну, стараниями которого они изданы в Бреславле.
Полное собрание грамматических трудов Абу-ль-Фараджа выпустил аббат Мартен «Oeuvres grammaticales d’Aboul-Faradj dit Bar Hebraeus», ч. 1 и 2, (Париж, 1873), а его краткую сирийскую грамматику издал Берто (Гётт., 1843).
Автобиография его напечатана Иосифом Ассемани в «Bibliotheca orientalis» (т. 2), где вместе с тем помещён полный перечень сочинений Бар-Эбрея. В последние месяцы своей жизни Абу-ль-Фарадж работал по просьбе друзей над составлением на арабском языке извлечения из его обширнейшего исторического сочинения. Это извлечение издал Е. Покок под названием «Abulpharagii historia dynastiarum» (Оксфорд, 1663).
Абу-ль-Фарадж ибн Гарун , он же Григорий Иоанн Бар-Эбрей (1226, Малатья, Конийский султанат, ныне территория Турции, — 30 июня 1286, Марага, Иран) — сирийский церковный… Развернуть