Этот. Страшный. Голод.

«Ленинград необходимо быстро отрезать и взять измором. Это имеет важное политическое, военное и экономическое значение»
Генерал-фельдмаршал Кейтель в 1941

Что пронизывало всех жителей блокадного Ленинграда? Страх перед будущим? Нет, блокадные дневники говорят о сотнях тысяч людей, верящих в победу и освобождение города – причем, верящих посмертно. Желание героической победы над фашизмом? Нет, из дневников мы можем увидеть и примеры того, как мысли о дезертирстве и «освобождении города фашистами» мелькали в головах небольшого количества людей. Людей объединял прежде всего голод. Парализующий, пронизывающий и абсолютный.

Когда горели Бадаевские продовольственные склады, люди еще не знали, что вместе с ними в надвигающуюся зиму сгорят миллионы жизней. За этим пожаром наблюдал еще совсем маленький Высоцкий, о чем он позже написал в песне «Я вырос в Ленинградскую блокаду». Десятки гектаров продовольствия с тоннами муки и сахара, уничтоженные немецкой авиацией, могли обеспечить жизнь жизнь ¼ населения города минимум на месяц.
Люди ели все. Мучной клей, залитый кипятком, желе из кожаных изделий (от ремней до курток), землю со сгоревших Бадаевских складов – там горел сахар, а потому разбавленная в воде земля имела сладковатый вкус и так в Ленинграде появился новый сорт земельного «кофе». Трава, листва, кора деревьев – в виде печенья и лепешек, конопля – в ней большое количество масла. Да, ели животных – одной зимой наступило время, когда во всем городе исчезли и крысы, и мыши, и птицы, и кошки. Да, это было – но был и памятник коту, который ловил грызунов, губящих оставшееся продовольствие. Был зоопарк, где у гамадрилы Эльзы случились роды – и детеныша откармливали молоком из одного из ленинградских роддомов.

Да, голод многих сломал, а многих убил. Случаи, когда голодающие ждали скорейшей смерти или просто теряли интерес к жизни происходили в Ленинграде многократно, можно увидеть это в дневниках Елены Скрябиной. 28.10.1941 у ее подруги Иры Левицкой умирает муж – «она даже не огорчена». 7.11.1941 она пишет: «Теперь умирают так просто: сначала перестают интересоваться чем бы то ни было, потом ложатся в постель и больше не встают». Через неделю – «Смерть стала явлением, наблюдаемым на каждом шагу. К ней привыкли, появилось полное равнодушие: ведь не сегодня — завтра такая участь ожидает каждого. Когда утром выходишь из дому, натыкаешься на трупы, лежащие в подворотне, на улице. Трупы долго лежат, так как некому их убирать.» Не смерть, а апатия, «духовная» смерть – вот что самое страшное из блокады, вот что самое страшное из того, до чего человека доводит голод.
Но все ли были сломаны? Было ли сломано большинство?
Нет. Большинство людей жили 1,5 кусочка хлеба в день, но при этом открывались театры, а в них игрались спектакли. Да, многие сжигали свои книги наравне с мебелью в буржуйках из-за отсутствия отопления – но в то же время открылась библиотека Академии Наук и государственная публичная. Наши солдаты и простые горожане играли в футбол на стадионе «Динамо». Многие школы продолжали работать, Ольга Берггольц писала свои стихи, а люди слушали их по радио.

Мне кажется, это есть пример того, какими надо быть. Со своей Родиной, как с женой – «и в горе, и в радости». Как были когда-то они, блокадники, - за нас.