часы

Я ненавижу тебя, тварь. Каждый раз, когда на глаза или в руки мне попадаются воспоминания о тебе, каждый раз, когда я слышу из трубки твой голос, каждый, до единого, раз, когда я вижу в тебя, мне хочется выбить твои гнилые зубы, порвать, как бумагу, твои седые волосы, втоптать, растереть лицо об асфальт. Честное слово, я, как счастливейший ребенок на свете, бегал бы по полю, играя с твоей головой в футбол.

Я знаю, что ненавижу тебя, определенно ненавижу, должен ненавидеть – как может быть иначе? Но почему тогда каждый раз я вынужден искать в себе эту ненависть, чего ей бояться, почему она прячется? Ты омерзителен мне, я презираю тебя до последний буквы твоей грязной фамилии. Подлое животное, как мог ты поступить так со мной и матерью? Как? Почему? За что? За что именно ты достался мне в отцы, низкий, грязный, эгоистичный?

Я бы вырвал и закоптил твои ребра, я бы приготовил самые изысканные и сложные блюда – из почек, печени, сердца – что угодно, лишь бы распотрошить твое грязное нутро, этой отравой я кормил бы своих врагов.

Что это – жалость или сочувствие, какая-то особая мужская солидарность, извращенная мазохистская покорность и благодарность, врожденная способность к всепрощению или привитая бездумная тактичность? Почему я вижу тебя снова и снова, пусть раз в месяц или три, почему говорю с тобой, почему разделяю стол и мысли? Привязанность и открытость закадычному врагу? Ты не нужен мне, исчезни, вон! – я знаю это. Тогда почему я этого не чувствую? Та дощечка, в пятом классе на уроке труда я выжигал на ней карикатурного Зевса – подарил тебе на день рождения или может быть 23 февраля, ты еще хранишь ее? А я храню твои часы, ну те, командирские.