4 И царь богам не смеет прекословить

Это третья драма великого Софокла из его фиванского цикла, рассказывающего о злополучном Эдипе и его потомстве. В первых двух живописалась трагедия самого Эдипа, которому открылась вся глубина его падения, предписанная ему неумолимым роком. И хотя он не ведал, что творил, он принимает на себя всю ответственность за содеянное, продолжая между тем крушить всё вокруг себя. Так он проклинает своего дядю и шурина в одном лице - Креонта, и сыновей, которые параллельно приходятся ему еще и братьями - Полиника и Этеокла. Этого ему показалось мало, и он предсказывает, что сыновья погибнут от рук друг друга - мало в их семье инцеста и отцеубийства, пусть еще и братоубийство тоже будет.

И ведь приговорил, или, может быть, он в воду смотрел, но так и случилось - братья поссорились, устроили междуусобную войнушку, и перебили друг друга. Престол же Фив достался многотерпеливому дяде Креонту, который решил начать царствование с жестких мер. Ничего лучше он не придумал, как объявить виновником отгремевшего конфликта одного из его участников - Полиника, пытавшегося свергнуть с престола Этеокла. Хотя легитимность Этеокла была неочевидна, поскольку он сам нарушил договоренность с братом, проигнорировав его права.

Так или иначе, Креонт решил показать, что он крутой перец, и что теперь в Фивах будут суровые порядки. Интересно, что до сих пор именно Креонт был самым рассудительным и спокойным среди всего взбалмошного семейства, но, видимо, настал его черед - он запретил хоронить Полиника, желая, чтобы его тело досталось на корм диким зверям и птицам.

Что же такого крамольного в его приказе? Понятно, что он в какой-то степени бесчеловечен, но и только? Нет, тут дело не в этической составляющей, тут закачался краеугольный камень фундамента античного общества. Ведь кроме царских законов существовали традиционные родовые законы, которые были даны и освящены волею богов, и приказ Креонта вошел в конфликт с этой мощной силой.

Выразителем протеста выступила дочь Эдипа, сестра Полиника и племянница самого Креонта - Антигона, которая предпочла исполнить требования традиции, и осмелилась ослушаться царя-самодура. И тут Креонт оказывается загнанным в угол - он поклялся (слово царское!) казнить любого, кто нарушит его приказ, и теперь он должен или отступить и начать своё правление с проявления слабости, или исполнить обещанное и не пожалеть родной племянницы, которая в самом ближайшем будущем должна была стать еще и невесткой, поскольку была сосватана за сына Креонта - Гемона.

Креонту не позавидуешь, однако он решил проявлять принципиальность, и жестоко за это поплатился. Видимо, за что-то это семейство не нравилось олимпийским небожителям, и рок продолжил сбор своего скорбного урожая. Антигона была замурована живьем в склепе.

Гамон - её жених - выступает против отца, обозначив еще одну значимую тему античного общества - почтение детей по отношению к родителям, сын не смеет ослушаться отца и обязан исполнить любую его волю. Вот и перед Гомоном выбор - или принять решение отца, или воспротивиться ему; Софокл показывает какая борьба происходит в душе сына, но Креонт сам виноват - он восстал против богов, поставив выше свою волю, теперь сын восстает против отца, поставив выше свою любовь - свои чувства.

И все же, в какой-то момент, Креонту возвращается его способность рассуждать здраво, взвесив всё, что оказалось на весах, устрашась потерять сына и радость жизни, он готов отступиться от своих принципов, готов пересмотреть свою позицию, но... но поздно...

Антигона успела повеситься, у древних греков самоубийство не относилось к страшным грехам, как это будет у христиан, поэтому и Гемон идет вслед за любимой в Аид, заколов себя кинжалом. Эвридика (не путать с возлюбленной Орфея) - мать Гемона и жена Креонта, узнав о смерти сына, пронзает свое сердце мечом. Креонт наказан и посрамлен, боги доказывают ему его ничтожество и зависимость от их воли.

Расщелина между царями и их подданными куда меньше той пропасти, что пролегает между людьми и богами - вот главный вывод древней драмы.

И еще пара слов об аналогии, которая явно напрашивается, с шекспировскими "Ромео и Джульеттой". Великий драматург не мог быть незнаком с пьесой Софокла, поэтому он отдавал себе отчет, что сцена в склепе, когда молодые влюбленные лишают себя жизни, очень явно перекликается с подобной же сценой в "Антигоне", есть некоторые отличия, но схема общая. Но, безусловно, это, ни в коем случае, не плагиат, а то, что можно назвать преемственностью.