5

С тех пор, как я познакомился с академиком Фоменко (точнее, с его «научной методой»), меня заботит один вопрос.

Почему революцию в исторической науке так жаждут осуществить люди не то что не из смежных областей, а вообще хрен знает из какого дальнего леса? Почему эти люди не могут заниматься революциями в собственной отрасли знаний? Чего им, собственно говоря, надо?

Самый простой ответ: им надо быстро и много дешевой популярности. При этом они представляют дело так, будто бы незамыленным взглядом и свежестью мысли обеспечивают новое видение, особый угол зрения и неебическую фантастическую по своей эффективности методологию. Очевидно, «революционерам» кажется, что несколько поколений историков были поголовно узколобыми дебилами и ждали какого-нибудь математика или физика-теоретика, чтобы он открыл им глаза на профильную дисциплину и че тут ваще куда надо рулить. Но для того, чтобы починить велосипед, надо понимать, как велосипед устроен. Для того, чтобы создать новую историческую концепцию, надо понимать, как устроена историческая наука. И надо эту науку, извините за пафос, хоть немного уважать.

«История и антиистория» - сборник статей, в которых ученые разного профиля (историки, археологи, лингвисты, астрономы, физики, математики) обстоятельно и последовательно объясняют внимательному читателю, какой огород нагородил академик Фоменко. Любопытное и удобное чтение в том смысле, что для знакомства с взглядами и методикой работы Фоменко не надо поглощать все его многочисленные тома. Есть просто отличные заметки. В частности, «Новое неизданное послание «Сигизмунда Герберштейна», где речь ведется от лица австрийского дипломата XVI века.

А я, например, чрезвычайно люблю разбор фоменковских «открытий» за авторством известного лингвиста и доктора филологических наук Андрея Анатольевича Зализняка. Увлекательная, взвешенная, познавательная (для не-лингвиста) и весьма остроумная статья.

Вот, скажем, примечательная выдержка:

«Нужно ли говорить, что вездесущность английского языка всё же бледнеет по сравнению с вездесущностью русского. Русские слова — иногда в открытой, иногда в замаскированной форме — просто пронизывают весь Старый Свет. Например, А. Т. Ф. открыл, что библейское Чермное море (т.е. Красное море: в древнерусском и церковнославянском чермный значит «красный») — это Черное море [НХ 2: 161]. На всех других языках названия этих двух морей звучат совершенно по-разному; но ведь по-русски-то почти одинаково! Согласно А. Т. Ф., скот(т)ы (жители Шотландии) — то же, что скифы; как он нам объясняет, свидетельством в пользу этого является то, что скифы разводили скот [НХ 2: 110]. А. Т. Ф. сообщает нам, что в эпоху папы Григория VII «в Риме появляется некий патриций по имени Иоанн Кресцентий — явное видоизменение евангельского имени Иоанн Креститель» [НХ 2: 252]. Конечно, по-латыни между Joannes Crescentius и Joannes Baptista «Иоанн Креститель» общего мало, но кто же мешал им в Риме читать евангелие по-русски?»

Другие материалы сборника также представляют большой интерес и наглядно демонстрируют, чем научный подход отличается от фоменковской клоунады.