5

В небе моего Вифлеема
никаких не горело знаков,
никто не мешал
могилами
спать кудроголовым волхвам.
Был абсолютно как все
- до тошноты одинаков –
день
моего сошествия к вам.
Владимир Маяковский

Вот он перед вами: большой и красивый революционер-романтик, достающий из широких штанин дубликатом бесценного груза паспорт советского гражданина, мечтающий выгрызть бюрократизм, играющий ноктюрн на флейте водосточных труб.
Ведь если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно, правда? Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда, правда?
Его звезда.
Вот он приехал из Багдати в Москву – юный, решительный, полный надежд, с большими руками и желанием учиться живописи; вот он гуляет по дореволюционной Москве с Бурлюком; вот он попадает 16-летним в тюрьму; вот его желтая кофта; вот он знакомится с Бриками. Вот он перед вами! Он мечтал сотворить революцию, этот большой и красивый романтик с нежным и трепетным сердцем все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош. Вот он такой – Маяковский Владимир. И на страницах воспоминаний Шкловского оживает человек, горячий человек, романтик с нежным сердцем, у которого не было денег на бутерброды и оттого были плохие зубы; мужчина, полюбивший однажды femme fatale – Лилю Брик. Однажды и навсегда, как наваждение, как вирус, от которого не избавиться, даже переболев. Вот он перед вами!

Люди – лодки.
Хотя и на суше
Проживешь
свое
пока,
много всяких
грязных ракушек
налипает
нам
на бока.

Люди-лодки разбивались о жизнь, разбивались о берега неизвестности, буржуазности и бюрократизма, а на кого-то налипали грязные ракушки реального мира. А Маяковский делал революцию, свою собственную революцию – в поэзии, в ритме стиха, изменив его классическое звучание, подбирая ритмы не по звуку, а по смыслу, ломая внутренности самих слов, придумывая свои собственные образы, ему нужно было изменить звучание и смысл стихотворения, впустив в пространство уходящего 19 века, воздух нового времени, подчиняя искусство жизни, а жизнь искусству, соединяя себя и других людей посредством поэзии. Любил и ценил поэзию Пастернака, который сотворил революцию в синтаксисе стиха. Но самому Маяковскому нужно было ГОВОРИТЬ - Классический стих Маяковского не повествователен. Это – ораторская речь. Ему нужно было достучаться до каждого человека своими стихами. И он в революцию 17-го вошел смело и с надеждами, отсюда и знаменитые Окна РОСТА. Это не было чем-то тяжелым и насильственным для Маяковского, нет, это было продолжение его личной революции, это продолжение и творчества. Он пробовал свои силы во всем: в живописи, в кинематографе (ценил Дзигу Вертова), был и актером, и сценаристом; был редактором журнала ''ЛЕФ''. Ему нужно было творить, чтобы дышать.
Но это все факты из жизни поэта Маяковского Владимира, а на страницах этого небольшого издания оживает человек, который хотел быть понят современниками и потомками:

Я хочу быть понят моей страной,
а не буду понят —
что ж,
над родной страной
пройду стороной,
как проходит
косой дождь.

У него было много планов, идей, он любил, cтрадал а, впрочем, наступил апрель:

Я с сердцем ни разу до мая не дожили,
а в прожитой жизни
лишь сотый апрель есть…

Мы можем строить предположения: почему? Но апрель 30-го года уже не вернешь. Да и нужно ли строить предположения? Шкловский в этом издании не стал, а просто рассказал о ЧЕЛОВЕКЕ - Маяковском Владимире и о его творчестве, о его личных революциях в творчестве, о его любви. Просто о нем. Когда он был еще жив и рядом. Творил и менял внутреннюю ритмику русского стихосложения. Вот он перед вами - Маяковский Владимир.
Только не наступите на бабочку поэтиного сердца. Не надо.