3.5 Католицизм русского мозга

Книга представляет из себя сборник статей Семёна Франка, написанных в эмиграции на немецком языке и переведенных на русский для данного сборника. Франк позиционирует себя как русского философа, объясняя это, в основном, тем, что является философом, которому небезразлична судьба России, оказавшейся под властью большевиков. За границей обостряется чувство причастности к другому миру, который принято считать родиной, и Семён Франк открывает широкие ворота в этот мир - русского, по его мнению. Основной и почти что единственной чертой русского мышления Франк считает неотрывность от религиозного мышления. Русская мысль у него начинается с поэзии Пушкина, продолжается в произведениях Достоевского, затем получает поэтическое воплощение в символизме "Серебряного века" и только к началу XX века обретает воплощение чисто в философской мысли - Соловьева, Мережковского, Флоренского, Бердяева... В этом же ряд ставит сам себя и Семён Франк.

Начинается книга с раздела о мировоззрении Семёна Франка - его интуитивизме, как он видит познание и Абсолют. Имманентное, познанное, по Франку, неотделимо от трансцендентного и Абсолютного, являясь его частью. Познание же происходит одновременно с пониманием бытийности предмета познания. Выглядит довольно достоверно до того момента, пока процесс познания соответствует познанию истины, но, на мой взгляд, то, что является ложью, не содержится в Абсолюте, если в философских категориях сближать его с чем-либо Божественным, ведь Бог реально познается через откровение, а вот ложь чаще всего через умозрение. Таким образом становится ясно, что ложное познание существует раковой опухолью на Истине, как и весь сегмент умопостигаемого. Истина в ее христологическом воплощении проста, а вербальное и бытийное воплощение ее поэтому имеет множество путей, которые впоследствии теряют своё значение при очередном приближении. Таким образом, Франк находится в ловушке идеализации бытия, смешивает все со всем, видит связи всего со всем и, более того, требует этого единения, как некоего примирения. В его письмах видно, что он переживает об отрыве восточного христианства от западного и, вместе с этим, отрывом русского от западного, как будто это недоразумение и упирается но лишь в личность папы римского. В письмах он отчаянно спорит с теми, кто обвиняет его в том, что он отошел от православия, он юлит, объясняясь, а в результате приходит к тому, что личность папы нужна, и православному христианству не помешало бы нечто подобное. Франк не осознает, что его католицизм укоренен в его же философии, в допущении эклектизма через общий взаимосвязанный Абсолют. И, переходя ко второй части, где дан анализ творчества русских писателей XIX века и философов XX, он высматривает в их мысли лишь то, что составляет сущность католицизма. Меня не покидала дилемма, считать ли это личным убеждением автора или все-таки сделать скидку на то, что его зарубежному читателю ближе католическое или протестантское мировоззрение, что Семён Франк своей философией имел цель сблизиться и сблизить русское с Западом. Но, с другой стороны, эта католическая мысль могла действительно иметь место в умах просвещенных русских людей, отравляя русское сознание до момента, когда на него оказалось так просто набросить протестантскую критику в лице социалистов и перевернуть единую монету западной демократии, порожденной западным еретическим христианством - с одной стороны папским, с другой - реформаторским. Не случайно он видит трагедию русской революции в смерти фигуры царя - не личности, но символа и защитника православия в народе.

Например, в романтизме XIX века Франка больше всего волнует тема страдания. Пушкин был склонен к внезапным припадкам депрессии (и воодушевления), что мне дает повод сказать, что, скорей всего, тот страдал биполярным расстройством, что понимали его друзья, еще не зная, что это за болезнь, но понимая, что в припадках есть закономерность. Когда Семён Франк говорит о том, что Пушкин в своей печали проникнут светлыми чувствами, он связывает это с его духовностью. Однако, скорей всего, Пушкину приходилось мириться с его общим состоянием и поэтому не привязывать его к действительности - ни к Богу, ни к временам года, ни к отношениям (что могло происходить, потому что настроение влияет на коммуникацию). Это осознание как раз и пришло к нему в ссылке, когда стало понятно, что припадки настроения не зависят от реальности. Но Франку невдомек и поэтому апогеем творчества у Пушкина для него служит баллада о рыцаре, который не молится Богу, но служит Богоматери как прекрасной даме, и это приводит его к спасению. Думаю, Пушкин сделал в этом произведении очередное западное заимствование, мастерски переведя что-то европейское, но Франк считает, что Пушкин, который сам же плевал на вдохновение, проникнут именно такой религиозностью.

Та же история с Гоголем или Достоевским - те осознанно вступают в грязь, чтобы страдать и, пройдя через гнилье и разложение, преисполниться. В данном случае описано не что иное, как францисканство с его выпадениями в экстаз после облизывания фекалий, и концепция чистилища. К тому же католики реально причащаются не плоти и крови Христа, а его страданиям - они считают. что страдать, как страдал Христос, - одна из составляющих веры. Поэтому и бичевать себя - сойдет, хоть бы это и было очередной ересью. Католики готовы принимать в свои ряды и таких. Это вообще их современная покаянная концепция, вытекшая из жестокостей инквизиции: после опущения до жестокости впасть в беспринципное милосердие. И Франк множество раз повторит в своих статьях, что русским присуще впадать в крайности. Толстой же под старость лет впал в опрощение и сказал, что это чистое христианство. Если это, по мысли Франка, так сильно пресекается с религиозным чувством русских, они католики. По ходу, славянофилы зря сказали, что русским может быть только православный, а патриарх Кирилл их еще и процитировал на днях. Посмотрите на Семёна Франка: он критикует славянофилов не меньше большевиков.

Впрочем в обзоре русских философов у Франка встречаются совершенно различные типажи, чья вера не христианская, а философская. Но, опять же, у Соловьева важно, что его София - женщина, потому что божественность требует эротического чувства. Так под эту мысль попал Пётр Струве. Франку настолько не к чему было зацепиться, что он перешел на личность и упомянул, что тот говорил, что любовь к женщине и любовь к Богу суть одно и то же эротическое чувство. Но для этого богу не нужен пол да и женщине тоже, половая любовь действительно содержит в себе религиозное чувство, но в католицизме это восхищенная любовь, а в православии - умиленная. Но проблема личности Струве для Франка в другом: Пётр Бернгардович - воцерковленный человек. И заметно, как Франку это непонятно, он называет Таинства культом и обрядом, хотя осознает, что Струве - человек иного порядка, горящий человек, не разменивающий Истину на философское ее воплощение. Струве в статьях Франка именно Пётр Бернгардович, П. Б. и никак иначе, он сам фигура почитания и вовсе не за философию. Сам Франк говорит о нем, что тот не сделал чего-либо философски цельного, хотя мог бы и имел в себе более других. А не Бога ли он имел в себе, Семён Людвигович? И все-таки пресловутый "культ" и "обряд" содержат в себе нечто более важное, чем учение Церкви? К сожалению Франк, чтобы не оказаться католиком, впадает в протестантизм, смело отвергая догматику в пользу веры, а потом возвращается к нему обратно, когда ему вновь хочется поговорить о "русской религиозности".

Франк любит обращаться к "Исповеди" Августина, к творчеству Гёте, когда формирует свою точку зрения. Возможно, когда он ищет религиозную мысль в философии своих коллег, он как раз и занимается поиском христианской Истины, потому что осознает свою оторванность от Бога, но не может для этого никак оторваться от западной мысли, лишь называясь русским. Да и, разобравшись по существу, можно понять, что и западная философия не потеряла свою религиозность - просто она потеряла Истину. Об описанной русской философии можно сказать то же самое. Исключениями среди философов можно назвать лишь единицы и то, не рассыпающих бисер перед свиньями. Семен Франк продается любому, кто упоминает слово "бог", и чернит любого, кто это слово сознательно выкидывает из своей жизни. Сталин плох тем, что сталинизм - не философия, а самоопровергающийся бред, как будто демократия не держится на сброде, который жрет любую чушь под названием "общественное мнение". Политика с момента демократии больше не рождается спорами в аристократическом обществе о судьбах России - теперь она основана на том, как судьбы превратить в примитивные желания толпы. Политикам и его ближайшему окружению не нужно быть философами, как минимум, не перед лицом их народа. Да и раньше это нужно было только людям света для обсуждения в салонах. Франк сетовал о том, что аристократические круги были оторваны от народнических - но вот тебе режим, который всех смешал. Оказывается, проблема не в этом, а в том, что аристократия в таком смешении потеряла повод к самоуничижению до позиции народа, потеряла свои страдания по маленькому человеку и вместе с тем свое религиозное чувство.

Как экскурс по русскому мировоззрению книга не подходит, как попытки православной философии - полное фиаско, адекватной критики здесь тоже не найти - Франк почти каждую статью начинает фразой, как очередной труд его коллеги-эмигранта незаслуженно обделили, и конечно же находит то, чем он мог бы заинтересовать. Собственно, именно из-за таких формулировок мне и кажется, что Франк сам убедил себя в том, что описываемые им авторы - чисто русские, как и их мировоззрение. И вся его болтовня - реклама чего-то русского для немца. Франк упоминает, как Райнер Мария Рильке побывал в России и заразился русским духом, как будто бы он и круг описанных им русских философов-эмигрантов предлагают тот же русский дух. Только если бы русские были католиками. Даже и не пахнет.