Ностальгия

Порой по улице бредёшь —
Нахлынет вдруг невесть откуда
И по спине пройдёт, как дрожь,
Бессмысленная жажда чуда.

(А.Тарковский)

Поздняя осень и рано зажжённый фонарь за окном.
Ещё светло, янтарно, и оттого пронзительно ощущается это одиночество и бессмысленность света… и жизни моей.
Зато утром, ещё темно, и фонари спят вместе с людьми.
Одеяло света словно бы перетянуто в вечер: он лежит на правом боку.
Зябко душе идти раним утром под сонными, погасшими фонарями, боясь их разбудить.
Хочется плакать или.. достать спичку.
Люблю в утренней темноте приложить коробок к груди и спичкой словно бы высекать из затухающего сердца, огонёк.
Зажжёшь от сердца, и укутаешь огонёк в разломившуюся скорлупку ладоней: жёлто-алый, осенний огонёк, похож на вздрагивающий клювик птенца, как-то ослепше, ранимо, ласкающегося к темноте и рукам.

Робкая темнота утра — осень света. Фонари ещё дремлют и что-то шепчут во сне и низкой листве.
Я иду с зажжённым огоньком в ладонях. Иду медленно, словно герой «Ностальгии» Тарковского.
Я осенью — современный Диоген.
Только с тем грустным отличием, что я ищу не человека, бродя с лампой среди дня, а… любовь.
Но любви нет. Не встречалась пока.
Я одинокий человек. Очень. И я люблю мазохистски усугублять своё одиночество.
Никто из моих друзей не знает даты моего настоящего дня рождения.
Мне нравится, когда они с улыбками, ласковыми взглядами, объятиями, поздравляют меня, радуются, а всё это — мимо меня. Как пули. Даже ранки радости нет.
Их объятия словно проходят сквозь меня — меня нет и быть может и не было никогда.

Сижу в уголке дивана с бокалом полусладкого, сухого вина, похожего на осенний, алый лист, и смотрю с грустной улыбкой на моих милых друзей: и чего они радуются, смеются? Странные…
Какая-то эпилепсия внезапно хорошего настроения.
На нежных сумасшедших похожи…
Зажглось вон-то окно напротив, и они чокаются бокалами, улыбаются.
Сорвался с дерева лист  — и снова все встают, как в нежном бреду, обнимают меня, наливают вино в бокалы..
Право слово, у меня сумасшедшие друзья.
И мне это нравится. Жить становится веселее, особенно если живёшь.. в аду.

Чувствую себя в уютной безопасности в свой день рождения. В липовый и в настоящий.
Быть может нечто подобное снится матёрому и пропащему преступнику: кто-то убит и лежит среди осенней листвы.
Ходят люди, ищут что-то, поднимают к свету улики. Улыбаются тебе и пожимают руку.
Ты тоже с улыбкой поднимаешь улику на свет: спичку или алый лист.. смотришь на простёртого в листве молодого человека.
Он так странно похож на… Какая-то женщина, стоит, курит, и тоже это замечает: смотрит то на тебя, то на человека в листве.
Прикладываешь палец к грустной улыбке на губах..

Итак. Я на дне рожденье. Бог знает чьём. Быть может вон того дерева за окном или симпатичной девушке вон в том окне..
Сижу с бокалом вина, похожим на алый лист.
Это не мой бокал, а моей милой подруги.
Я его подменил украдкой, на свой. И в этом тоже был нежный азарт невинного преступления жизни: ах, как мне понятна в моём аду романтика преступления! Разврата, даже.
Вот она пьёт из моего бокала… наши губы, призрачно соприкасаются.
Смотрю с улыбкой на её бокал у меня в руках: и правда — алый лист, — если прищуриться, — с нежнейшим отпечатком её губ: мотылёк в янтаре…
Её милые губы в моих руках. Целую бокал, делая вид, что пью, и ласково смотрю на подругу свою.
Потом прижимаю её губы к груди, и незаметно поглаживаю пальцем.

Друзья разойдутся, а я останусь в одиночестве, ещё более одинокий, чем был.
Ни на год, ни на день, не повзрослевший: времени больше не стало…
В сумерках утра, выйду на улицу, взяв с собой бокал вина.
Иду под сонным фонарём, и милая подруга словно бы идёт вместе со мной: если смотреть краешком взгляда, то кажется, что лунатик-фонарь идёт вместе с нами: все фонари стали — одним фонарём. Всё одиночество мира и боль любви — стала моей болью и моим одиночеством.
Остановлюсь у фонаря, взгляну на часы и улыбнусь.
Беру бокал двумя руками, словно лицо женщины, и целую, прислонившись с ним к фонарю.
Со стороны может показаться, — например, подвыпившему и одинокому ангелу, — что я, обычный парень, который гулял со своей подругой, замер с ней у фонаря и целуется..
Чуть более внимательный человек, заметил бы, что я возможно не совсем здоров, что я в сумерках целуюсь с фонарём, таким же одиноким, как и я.

Целую бокал, прикрыв глаза. Всё как положено.
И происходит маленькое чудо: ах, если бы это видела девушка в окне, рано проснувшаяся, она бы нежно улыбнулась!
От моего поцелуя, фонарь зажёгся… и обнял меня своим светом, как это сделала бы настоящая, живая женщина, скрестив запястья света за моими плечами и шеей.
Многие не понимают всю полноты тайны, почему мы целуемся, закрыв глаза.
А я.. кажется разгадал эту тайну. В аду чего только не разгадаешь, чтобы не сойти с ума: моя любимая, буквально светилась от счастья в моих объятиях.
А чуда то быть может и нет. Точнее, оно — всегда рядом с нами.
Я просто рассчитал время, когда зажигаются фонари.

Зато когда наступает мой настоящий день рождения, я, быть может, самый одинокий человек на земле.
Один, в своей одинокой комнате, стою в сумерках возле окна, с бокалом вина: ничьим — ничей.
Это похоже на бред. У меня есть друзья, но никто из них меня не поздравляет, и тогда я чуточку обижаюсь на них.
За окном зажёгся фонарь. Какая-то девушка стоит под ним, ходит, туда-сюда, нервничает.
В руке у неё телефон: робко светится рука у лица, как у ангела.
Она кого-то ждёт. Мне становится ещё более одиноко.
Беру свой телефон и звоню… себе.
Голубоватые гудки, глотки ожидания. На миг мне кажется, что кто-то возьмёт трубку, ответит, и я буду не так одинок.
Женщина за окном стоит уже без телефона, смотрит на дерево клёна, окно, меня, другое окно, звёзды над крышей.
Она меня так и не увидела. Я был нежно вплавлен в пейзаж осени, как мотылёк — в янтарь.

Приближаю лицо к окну, и целую женщину.
Но и она словно бы вплавлена в пейзаж осени, и потому я толком не знаю, кого я поцеловал: женщину, фонарь, светло освещённую листву..
Может, так целуются ангелы?
Поцелуют женщину, и зажжётся фонарь, мурашки звёзд тепло проявятся на плече вечера, с ветки впадёт счастливый листок…
Наверное, так женщина чувствует счастье.
Шепчу в окно и осень: я мог бы дать тебе счастье, милая незнакомка!
Кого ты ждёшь? Быть может, меня?
А с кем ты говорила по телефону? Я ревную..
Было бы славно, если бы ты была сумасшедшей, и пыталась дозвониться до ангела, или вон той звезды.
Знаешь, у нас с тобой быть может много общего.

Снова беру телефон и звоню себе.
Снова гудки ожидания, надежды.. и происходит настоящее чудо, которое не вычислишь, как время зажигания фонарей: женщина подносит телефон к лицу.
Я ей дозвонился! Может я… тоже, сумасшедший?
Нежный, романтичный, но.. сумасшедший.
Успеваю прошептать в телефон: я люблю вас!
И звуки гаснут. Тишина голоса. Silentium. Словно до Тютчева дозвонился..
Моя ладонь на тёмном стекле… слёзы на глазах.
Тишина телефона приставлена к виску, как дуло пистолета.
Закрываю глаза, теряю себя и мир, нежно нажимая на «спусковой крючок»: прощай, милая незнакомка…

Из моего виска тепло закапали гудки ожидания. Слышу, явственно слышу, как они падают на пол, с голубоватым, округлым звуком.
Лужица гудков у меня под ногами…
Так это и есть, смерть? Такая банальная, нелепая, странная?
Просто стоишь в тёмной комнате у окна, приставив к виску телефон, и смотришь на женщину под фонарём?
Почему она тоже плачет? Может, из-за меня?
Не плачь, хорошая моя, всё будет хорошо.
Я просто умер, но всё так же смотрю на тебя с высоты и быть может, люблю…

Острый, как крыло, женский заспанный голос в висок — Саш, что случилось?
Ты в курсе, который сейчас час?
- Я кажется умер. Простите, вы знаете моё имя?
- Ты выпил? Мы знакомы с тобой уже много лет, но ты иногда меня пугаешь..
- Мы с вами… я с вами, знаком много лет? Может, вы и правда, ангел?
- Что случилось, ты можешь мне объяснить?
- Мне одиноко. Я сейчас смотрю на вас и плачу…
- Что?? Ты же не у меня в комнате сейчас спрятался, как в тот раз?
Не пугай меня. Расскажи, что с тобой происходит?
Где ты? (голос в телефоне робко оглядывается).
- Дома. А если поднять лицо, то кажется, что на вон той милой звезде в поясе Ориона.
- Мне приехать?
- Если хочешь, приезжай. Найдёшь дорогу к звёздам?
- Ты только пил, или что-то более серьёзное принял?
Сейчас приеду, не уходи никуда.

Отвожу телефон от виска.
Женщина за окном продолжает с кем-то говорить по телефону и плакать.
Ну точно, сумасшедшая.
Грустно улыбаюсь… Жалко её. Молодая ещё совсем, симпатичная…
Забавно. Над ней, над самым сердцем фонаря, летает одинокий мотылёк.
Он словно бы тоже прилетел на свидание, и ждёт…
А никого нет. Поздняя осень. Он быть может остался совершенно один: все мотыльки уже умерли.
Невыносимо вот так вот ночью смотреть на этого бесконечно одинокого мотылька под фонарём, и не разрыдаться.
В августе, бывало, под фонарём такая роскошь света, мерцания: целая галактика!
А теперь он один и его полёт похож на что-то судорожное.
Чертит в темноте какие-то пьяные, рваные орбиты…
Словно звезда погасла где-то далеко-далеко в небе и планета возле неё, потеряла свой смысл и вес, и кружится теперь по инерции, как лунатик, улетая в равнодушный свет глубокого космоса.
Айседора Дункан, пьяная от горя, после парижской трагедии, так танцевала с яркой лентой среди скучающей толпы.

Лицо женщины порхает раненым мотыльком перед голубоватым светом телефона.
Над ней, возле фонаря и освещённой листвы, порхает мотылёк, но она его не видит.
Движения мотылька и несчастной женщины, иногда совпадают, да так пронзительно, что я берусь руками за голову, прижавшись лбом к тёмному холодку стекла, и плачу.
Накрапывает свет: первый, лёгкий снег.
Мотылёк… словно бы счастлив. Орбиты его яркого движения, становятся более осмысленными, грациозными.
Под фонарём словно бы порхают, как летом, множество мотыльков.
Их движения — чистый балет в небесах. Настоящий мотылёк пропадает на миг среди них и его не сразу можно найти: вот он, милый!
Похож на огромную и счастливую снежинку.
Такой снег, должно быть, идёт на далёкой и одинокой планете возле вон той звезды…

Закрываю глаза и снова целую окно: целую мотылька, тихо падающий снег, несчастную женщину под фонарём…
Янтарь моего поцелуя вобрал в себя столько нежности и грусти ночной!
И почему самые прекрасные, невесомые чувства, так часто на грани пошлости и приторности? Может это признак того, что с этим миром что-то не так и он чужд этому невесомому порыву души, любви вообще?
Ангел, если ты есть, подними этот янтарь к лунному свету и увидишь, как в нём мерцает душа моя!
Открываю глаза: никого нет. Ни женщины, ни мотылька.
Снег танцует под фонарём, словно лунатик на нежно освещённой сцене в опустевшем театре.
Интересно, есть ли танцоры-лунатики?
Наверное, удивительное зрелище... ещё более редкое, чем индийский, огромный мотылёк — Atlas, порхающий в глубинке России возле фонаря..
Идёт лёгкий снег, светит луна, и лунатик танцует под фонарём, обнимая его...
Может, выйти, и пригласить снег — на танец?
Невыносимо быть одному в сумерках комнаты, в свой день рождения.
Собачка бежит под окном, седая от снега и света фонарного...
Не могу без слёз смотреть на бездомную собаку с ошейником.
Она всегда кого-то ищет и ждёт, даже если рядом никого нет.
Если кончится весь мир и людей не останется, она будет искать человека, но с такой надеждой и нежностью, какая не снилась и Диогену.

Открываю окно и кричу ей: милая, остановись, я сейчас к тебе спущусь! Дождись меня!!
В юности, торопясь вечером на свидание, я втайне от родителей взял вино, конфеты, спрятал их в куртку и тихо вышел.
Так и сейчас, я быстро взял французский сыр и вино, накинул тёмное пальто прямо на голый торс, обулся и выбежал на улицу.
Собака сидела под фонарём и ждала меня: видимо, ласковый, лиственный голос сверху, в котором она так нуждалась, откликнулся в её сердце чем-то родным.
Подошёл к собаке и протянул ей руку, и она откликнулась на неё, тепло облизнув.
Опустился на колени, отломив сыр, положив на листву.
Собака съела и ласково посмотрела на меня. Я дал ей ещё, и ещё..
Светит луна. Я стою на коленях под фонарём возле собаки, глажу её и пью вино с бутылки.
Голос позади меня. Заплечный, милый голос: Саш...
Оглянулся, не столько телом — сердцем.
Стоит моя подруга и с грустной улыбкой смотрит на меня.
Снег, так нежно ложится ей на плечи и карие волосы..
- Какая ты красивая. Тебе идёт снег и свет фонаря. Ходи так всегда.
Посмотри с кем я познакомился. Чудесная, правда?
- Что с тобой происходит в последнее время? Я переживаю за тебя (подходит и наклоняется к собаке, гладит её; взглядом — гладит моё плечо).
- Ничего особенного. У меня сегодня день рождения. Хочешь потанцевать?
Я тебе всё объясню.
Я давно хочу сказать тебе что-то важное.
Дай мне руку...

Кадр из фильма "Ностальгия" Андрея Тарковского.