Приглашение к путешествию (исповедь)

У меня есть тайна, о которой не знает даже моя любимая.
Не знаю, нужно ли ей говорить об этом.
Дело в том, что я... путешественник во времени.
Знаю, это звучит фантастично, неправдоподобно, но это так.
И разве важно… что я сейчас нахожусь в клинике для душевнобольных?
Мне это не мешает. Скорее наоборот.
Врачи даже и не подозревают, что я по ночам покидаю стены палаты и убегаю к моему смуглому ангелу..
Наивные, милые.. они думают, что привязав меня к постели, они смогут помешать мне не видеться с той, кто для меня дороже жизни? Душу и любовь невозможно привязать..

Не так давно, я был в Италии 14 века.
Бродил по чудесному весеннему парку и думал о моём смуглом ангеле..
Утром, симпатичная санитарочка, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки, вошла в мою палату и подарила мне улыбку, словно за этим она и вошла, словно.. и она была чуточку сумасшедшей.
Но вначале я ей подарил роскошный букет авиньонских сиреневых флоксов и душистых лауризий.
Как она была тронута… впрочем, она то считала тронутым, меня.
Она сначала даже не поверила своим глазам. Поверила моим… так бывает.
Такие цветы в России не растут..

А на днях, она робко открыла дверь в палату. Сначала вошла её милая тень.
Она часто так входит, словно ошиблась дверью. Она очутилась не в палате, а словно в гостеприимном и ласковом сне: палата была наполнена, словно светом, ароматом полевых цветов и над постелью моей, и под высоким белым потолком, порхали восхитительные голубые и карие бабочки.
Милая.. как она растерялась опять! Я даже перепугался за неё: не свёл ли я её с ума?
Её милое, смуглое лицо стало совсем детским..
Кстати, в этом есть нежный отсвет путешествия во времени: в счастье, или в горе, наше лицо словно бы слегка соскальзывает во времени, перемещаясь то в детство, то в старость.. а порой и дальше, блаженно-дальше.
Но полноценно оно не может переместиться: ему мешает тело и разум, и потому, лицо в такие моменты, похоже на распятого солнцем, комарика в янтаре: я в детстве говорил с улыбкой: ангел в янтаре..

В мою палату стали бояться заходить.
Порой, это выглядит даже забавно: врачи, словно в открытый космос, снаряжают в палату ко мне, санитарочек..
Я им всегда делаю подарки.
Однажды, я вручил смуглой санитарочке листок со стихом Пушкина (чудесный стих про дождь) написанный от руки… Пушкиным. С его милыми рисунками дождя на окне, ласточки, профиля таинственной незнакомки с очаровательным носиком..
Этого стиха нет ни в одном издании.
Наверное, он стоит сумасшедшие деньги..

Как я попал в психиатрическую клинику?
По любви. Точнее, из-за любви.
Уже тут, и и изобрёл принцип перемещения во времени.
Забавно было видеть выражение лица моего лечащего доктора (к слову, чудесного человека: Виктор Кириллович Тинтореттов), когда я ему на протяжении двух часов, с упоением рассказывал об удивительном смуглом ангеле, о самой прекрасной женщине на земле, с грацией лунатика путешествуя при этом по его кабинету, взбираясь то на стул, то на подоконник (как он перепугался, милый!), то садясь на его стол, и даже ложась (не забуду его милую улыбку..).
Я ему убедительно, на пальцах доказывал, что перед красотой этой дивной женщины, вся красота земных женщин  — нелепа и скучна, как пометки и рисунки школьника на страницах учебника древней истории, а полёт Маргариты над ночной Москвой на метле, когда она била стёкла в доме критиков, мстя за своего Мастера, кажется обычным, мелким дебоширством подвыпившей провинциальной актрисы.

Доктор сидел на стуле, закинув ногу на ногу (так на полотнах раннего Кватроченто, нежно скрещивались сложенные крылья, за спиной молящегося ангела), и, по-чеховски подпирая правой ладошкой с выставленным указательным пальцем, свою щёку, говорил мне с улыбкой: ну вы же понимаете, что таких женщин не бывает?
У него было такое детское, счастливое лицо, словно оно тайно отправилось в мечты и надежды, как в командировку.
«Поезд» остановился посреди бескрайнего моря цветов.
Душа вышла, робко улыбаясь. Поезд, вздохнул и уехал..
Душа огляделась: бабочки дрожат в синеве воздуха, словно солнечные зайчики рая, травка волнуется и словно бы бредит о чём-то.
Никого нет. Почти левитановская тишина и покой (тишина на картинах Левитана, равна теням на картинах Рембрандта, но об этом почему-то никто не говорит и не замечают её, словно её и нет).
Душа вздохнула по детски, и поплелась по блестящим на солнце рельсам обратно, и вернулась уставшей.

Лицо доктора вдруг состарилось вмиг, заморщинилось, и стало похоже на ладонь цыганки, зацелованную солнцем и золотыми «червонцами».
Он грустно улыбнулся ещё раз: к сожалению, таких женщин не бывает.
Иначе… иначе… мир стал бы другим.
Быть может, в мире, с такими женщинами (что вы на меня так смотрите? А, я сказал во множественном числе? Простите), стал бы возможен бог, рай, уже на земле, закончились бы войны, и каждый мужчина, только взглянув на такую женщину, как-то физически бы преобразился, не то что духовно: в мужчинах пробудился бы гений Пушкина, Боттичелли..

- Доктор.. в том то и чудо, что такая женщина есть.
Я её не выдумал, клянусь вам черновиками Пушкина.
Она живёт в Москве, и у её милых колен, сбывается рай, и бог становится возможен (я до встречи с ней был атеистом, доктор) и ..

— Звезда с звездою говорит..

- Ну зачем вы так? Хотя… да, и звезда говорит и даже бредит.
Хотите… познакомлю с ней? Или боитесь сойти с ума?
Могу показать фото.

- Фото? Фото ангела? На фото можно посмотреть. Надеюсь, солнечно-защитные очки не нужно надевать?

- Не нужно…

Я достал телефон из кармашка на груди и ласково протянул ему.
Боже! Как блаженно он улыбнулся! Именно блаженно!
Я люблю иногда ходить в музеи, лишь для того, чтобы тайком смотреть на.. райски просиявшие лица людей, созерцающих картины Рафаэля, Уотерхауса, Моне..
Порой с улыбкой ловлю себя на мысли, выходя из музея, что так и не взглянул ни на одну картину, зато видел десятки лучащихся счастьем, женских и мужских лиц.
У доктора было именно такое лицо, словно он увидел неизвестную картину Боттичелли, или кто-то ему вдруг, посреди белого дня, протянув телефон.. доказал бытие бога: словно ангелы ему дозвонились.

Я был тронут до слёз.
Мне.. даже захотелось поцеловать доктора.
Ах! Размечтавшись, я уже представлял, что нас поселят в одну палату, и мы будем по ночам, с упоением, до радостных обмороков, говорить о смуглом ангеле.
Я буду писать для него стихи (для ангела, не для доктора), а он… картины, равные Боттичелли.
Из командировки в мечты, меня вернула телеграмма улыбки доктора, точнее, короткий и яркий смех: что вы мне показываете? Вы же не серьёзно?
Это… тот самый ваш смуглый ангел? Неземной красоты женщина?

- Да, доктор — робко, как-то пятясь голосом, промолвил я.
Но.. почему вы смеётесь? Вы… сошли с ума? Господи, простите…

- Это вы меня простите. Не смог сдержаться.
Вы сами посмотрите на фото.
Там же.. изображена простая вечерняя травка!
Боже мой, как я смутился! Не смог сдержать смеха: на фото и правда была травка..
Улыбнувшись, я нашёл нужное фото и протянул доктору: вот она, мой ангел в зелёной футболочке, после йоги.
Блаженно уставшая..
Правда, чем-то похожа на Беатриче, Данте Россетти, только в 1000 раз прекраснее?

Лицо доктора снова отправилось в незапланированную командировку далеко-далеко за пределами земли: оно словно пролетало мимо Пояса Ориона, где на третьей, самой робкой звёздочке, сияет планета, населённая таинственной жизнью.
Послышался кроткий голос доктора с далёких звёзд: вы правы, она действительно невероятно прекрасна.
Вам повезло..
Ну, не в том смысле, разумеется, что вы сошли с ума — улыбка на лице доктора, словно прекрасная смуглая женщина, ошибшаяся дверью, появилась на миг и исчезла..

Да, я попал в больницу по любви.
Тоскуя по смуглому ангелу, моё сердце, переполненное любовью, стало словно бы расплёскиваться, как переполненная чаша.
Я слышал старые песни о любви, читал стихи былых веков… и везде встречал свои чувства, встречал.. до ревности, слез и блаженства.
Дурачок.. я искренне думал, что лишь я хочу целовать следы от милых ножек любимой, только я хочу стать грустью в улыбке её, только я сравнивал её неземной красоты глаза, с крылом ласточки на заре.
Но Петрарка меня опередил. Меня даже… Басков опередил, подлец.

И всё же есть разница. Всегда есть разница. Каждый человек уникален. И одну и ту же мелодию можно сыграть и на рояле и на скрипке и на барабане. Сыграть плохо и хорошо.
К сожалению, многие мужчины поют то, что не делают. Жизнь вообще печальна тем, что люди зачем-то делят отделяют душу от тела, слова от души, душу от поступков.
Не уверен, что те кто поют о том что целуют следы ног любимой, действительно это делали.
А я делал: мои губы и голубой прибой, сражались за следы ножек смуглого ангела, целуя их по очереди..

Я до слёз ревновал моего смуглого ангела.. к Боттичелли, Пушкину, Баскову, Петрарке, Бетховену с его лунной сонатой, к Кузьмину, спевшего вечные строки: ты сказка в моей жизни..
Как тут не сойти с ума?
Какое он имеет право петь на всю страну… мои заветные мысли? Мою боль и счастье?
Я был в повержен, обескуражен, предан, словно мою душу, сны, обворовали. И кто? Петрарка и Пушкин! В паре. Небесные домушники..
Как тут не не спятить? У меня начались панические атаки: а что… если где-то в книгах, фильмах, песнях, в самых разных странах, есть самые интимные и тайные движения моей души?
И какая разница, что эти мысли «изданы» без как моего имени, что не узнают, что это всё обо мне?
Это как идти по городу с друзьями и встретить на улице огромный баннер, на котором — твоё обнажённое тело в самой интимнейшей позе, но без лица.
Со стыда можно сгореть..
А если друзья увидят? Сейчас об этом забавно вспоминать, но я не мог выйти на улицу.
Когда я видел как девушка в книжном магазине листает томик Мисимы или Цветаевой, мне хотелось провалиться сквозь землю и я стоял и краснел, а девушка мне робко улыбалась, думая.. что она мне нравится: а она просто читала мою душу, мои интимные сны о смуглом ангеле.

Я не спал ночам.
Лежал, отвернувшись к стене, и смотрел.. в дальний космос за стеной.
В космосе стонала какая-то женщина. Тихо поскрипывала кровать, словно синичка во сне нежно бредила о весне, детском смехе, качелях под высоким и радостным клёном..
Тогда то я и начал тихонько сходить с ума.
Я стоял перед выбором: кто я, без любимой?
Никто. Меня без неё просто нет. Я там — где она, где её улыбка..
Если я в одном городе, а она в другом, потянулась к веточке сирени, улыбнувшись, значит, эта сирень — я!
Если она вечером, сидит на диване, мило подобрав под попочку, согнутые ноги, словно лисёнок  — хвост, уютно свернувшись в норке, и читает Экзюпери, нежно улыбаясь строке, то эта строка на её милых коленях — я!

Вот по этой нежной тропке, заросшей травой и снами, веками, моя душа и соскальзывала в ласковое сумасшествие: я был везде — в былых веках, в разных точках земли, разом: я был индейцем, защитившем любимую от зверя, я был влюблённым чукчей, влюблённым в носик удивительной женщины, я был рыцарем, простёртым на моле сражения с раной в груди, последними мыслями думая о любимой, смотря в небеса, я был строчкой Петрарки, травкой, на картине Уотерхауса, под смуглой, очаровательной ножкой нимфы..
Моя дыша наполнила собой все времена, в их нежнейших пульсациях стихов, мелодий, признаний в любви..
Нет, не так: моя любовь к смуглому ангелу наполнила собой все века, потому что ей было тесно только в одном времени, только в одном теле — моём.

Эти пульсации, цветение времени, стали подобием сияющих звёзд, живыми нейронами в мозгу какого-то исполинского и сияющего ангела.
Это ощущение было первым шагом в путешествии во времени, равное шагу Армстронга на луне.
Но я ещё не знал этого.
Я ещё не знал.. что человек, создан для перемещения во времени так же, как и для любви, но ему мешает это сделать такая малость… его Я,
Человеческое Я — аристократ по природе. Порой в самом нищем человеке, полыхает Я Нерона или князя.
Человек даже не подозревает, насколько он богат.
«Я» собрало в себе, в чувстве настоящего — все свои радости, надежды, томления, желания, страхи и сомнения.
Словно цепи из цветов, они держат душу человека, не пуская её на небеса любви или в вечность: в прошлое и будущее..

Но стоит человеку отказаться от всего этого, или.. утратить всё это, в муке любви, или иной трагедии и увечии жизненном, и «атмосферное давление» времени, блаженно выравнивается в душе, и человек вновь ощущает себя тем, чем он был когда-то до своего рождения и будет вновь после смерти: робкой звёздочкой в Поясе Ориона, полётом ласточки на заре, строчкой поэта, волнением травки на ветру..
Душа человека разлита повсюду, и поэтому лишь, бессмертна.
Мы это иногда вспоминаем в любви..

По ночам, томясь о моём смуглом ангеле, я стал.. непроизвольно соскальзывать в былые и даже грядущие века.
Поначалу я это путал с воспоминаниями и фантазиями.
Но это сопровождалось ужасными болезненными ощущениями, словно я срывался в бездну с утёса: я был весь изранен.
Я ещё не мог контролировать свои ощущения, да часто всё было так смещено: падение во времени на день, месяц назад, могло быть болезненней и бесконечней, чем падение в былые века.
Часто, просыпаясь в ночи с криком, я держался руками за края словно бы накренившейся кровати, чувствуя, что соскальзываю в прошлое.
Иногда это происходило посреди дня, в трамвае, и, лёжа на полу трамвая, я открывал глаза и смотрел на изумлённые лица людей, склонившихся надо мной, как растерянные ангелы.

Не понимая что происходит, я считал себя уродом.
Я мог подсесть к девушке на лавочке в весеннем парке, тихо сидеть, словно её внимательная тень, постепенно проваливаясь как сквозь потолки, сквозь 21 век, 20, 19, 14…
Я словно набирал номер телефона ангела..
И потом, на итальянском языке без акцента, прочитать голосом Петрарки, 19-й сонет, и вдруг, закрыв лицо дрожащими руками, тихо заплакать, и.. голосом Маяковского, а потом, своим, чуточку заикающимся, прошептать растерянной и напуганной девушке: как? Как у вас это получается??

- Non ti capisco, giovanotto. Ci siamo conosciuti? — произнесла девушка.

И тогда, грустно улыбнувшись, я снова перешёл на итальянский.

- Amare.. Любить нормально.

Я и правда считал себя нравственным уродом. Чудовищем.
Почему-то я ещё с самого детства думал, что если любишь, то любишь навсегда, потому что только в любви сбывается рай и воскресает бог и человек становится бессмертным, живя в ней дальше себя, обнажённой душой касаясь звёзд и коленей любимой, словно дрожащих солнечных зайчиков любви.
Это так просто: ты просто живёшь любимым человеком больше, чем собой, большей частью души опираясь на душу любимой: в этом тайна смерти и даже жизни на далёких звёздах.
Каждый ведь, по разному опирается и на искусство и на душу любимого человека, растворяясь в них.
Многие, хотя бы капельку, но оставляют душу для себя.
И это нормально. Это как заземление. Иначе мир бы прожил не больше одного дня.

Но ведь есть, к примеру, поэты, чуточку умирающие для себя,в стихе, перевоплощаясь в ласточек, сирень на ветру, и потому равнодушие или глумление над их творчеством, может их убить: у них душа, вся, целиком обнажена в стихе, как не будет даже обнажена в раю.
Именно так убили поэта Джона Китса, критикой его Эндимиона.
Но ведь есть много прекрасных поэтов, которые тоже дивно перевоплощаются, обнажаются душой, но их души словно бы заземлены: их не убьёт ни критика, ни одиночество.
И в этом залог жизни.

И вот мне подумалось, а что, если в жизни и правда есть такие странные, уродливые существа, именно существа, как в стихе Гейне — Азр: из таинственного племени: полюбив, они умирают..
Они не умеют жить для себя и всецело отдают себя тому, кого любят, без остатка?
И если любимый человек уходит… или любовь в нём гаснет, то обнажённая душа такого влюблённого, покинувшая тело, тела… остаётся посреди холодного мира, как в чистилище.

Я опускался на колени перед перепуганной иностранкой на лавочке в весеннем парке и шептал ей нежным слегка простуженным голосом Бодлера, строчки стихов:

D’aller la-bas vivre ensemble!
Aimer et loisir,
Aimer a mourir
Au pais qui te ressemble.

И через миг, прильнув лбом к её милым коленям, нежным и чуточку хрипловатым голосом Есенина, спрашивал её тихо: Как? Как у вас это получается, откройте мне тайну!

Парк был всё тот же, весенний, накрапывал дождь, и с правой стороны от девушки, неожиданно зацвела сирень и одежда на ней изменилась и она на чистом русском ответила:

- Какую тайну, молодой человек? Мы знакомы? Вам плохо? Вы весь бледный..

Её милый голосок словно бы касался синхронно с рукой, моей руки на её колене, словно рука была тенью голоса..

- Как это у людей получается при расставании, остаться.. добрыми друзьями?
Умом я понимаю, что это нормально, что люди разные, и порой один человек, как прекрасное дерево, или душа Пушкина, может пережить множество болдинских цветений в любви и творчестве.
Или… люди просто недогадываются, что мир поделён на части тьмы и света, и что в нём живут счастливые и солнечные души, богатые судьбы, а есть.. бездомные души и судьбы, как робкие цветы, живущие и любящие лишь раз: так есть писатели всего одной книги, порой.. одного стиха, но зато гениального, и потому слова у них равны душе, а душа — телу, и они, как инвалиды, не могут душой ступить в сторону дружбы, или снова полюбить, начать вновь жить, путешествовать..

Это же… райская роскошь, если подумать: полюбить другого, и по доброму дружить с тем, кого любил раньше.
Все сферы жизни блаженно заполнены, и это чудесно. Ничего не кровоточит..
Но если, душа, судьба, изувечены, и могут любить лишь раз в жизни, и в этот раз, именно в этот, и небо и земля, вся красота искусства, дружбы, любви, заключены в одном любимом человеке, как… как тогда просто остаться друзьями?
Это как высадить человека на далёкой и холодной планете, снять с него скафандр, из-под которого во тьму выпорхнет пёстрый рой мотыльков, и нежно сказать, оставаясь в скафандре: давай дружить?

Понимаете, мне нечем дышать без любимой..

- Giovanotto, ti senti male? — послышался надо мной журчащий голосок девушки.

- Sto soffocando senza di essa.
Мне нечем дышать без любимой… Я задыхаюсь без её смуглых коленей, её милых ладоней, тёплой подмышечки..
Понимаете? Для меня это безумие и ад — просто остаться друзьями.
Как? Как?? Это же сродни расчленёнке, делить чувство на дружбу и любовь.
Это как молиться Христу, а потом перейти в другую веру, но предложить Христу дружить: по выходным пить в кафе вино и есть круассаны, заменив ими причастие.
Это же.. апокалипсис. Сердце может не выдержать такого, особенно.. если сам Христос такое предложит.

Наверно и правда мир делится на уродов и людей.
Я — урод. И ведь я понимаю умом, что и Христос может предложить круассан и даже войти с тобой в мечеть или в буддистский храм.. и, попросив снять крестик, предложить принять ислам или что-то вроде.
Но лишь в конце света, в раю. Когда физически изменятся тела и души, потому что с человеческим сердцем это нельзя выдержать.
Неужели.. большинство людей живут в раю, и не замечают этого?
Или Цветаева права (её нежный демонизм, похлеще лермонтовского), и есть рай, а над ним.. ещё рай, тайный? Значит можно пасть не на землю, а.. в небеса? Кому нужен обычный рай, где любовь и дружба это что-то разное, где тело и душа — не одно целое? Где природа и бог разлучены?
Боже, как бы я хотел быть с любимой нежными друзьями..
Это ведь счастье, быть рядом с тем, кого любишь больше жизни.
Тургенев был с Виардо другом, платонически любя её всю свою жизнь.
Но почему-то все забывают, восторгаясь его преданностью, что оставаясь при ней, другом, у него были обычные плотские связи с другими женщинами.
Было кому залечить его раны..
Я бы не назвал это романтизмом. Это так естественно, как дышать, любить родителей, слушать музыку.
Подлинный романтизм был у Галины Бениславской. И в этом она была гораздо более Тургенев, чем он сам.
Она была беззаветно предана Есенину. Была рядом с ним, когда у него были романы с другими женщинами. Горела кроткой свечкой любви и светила ему.
У неё не было и мысли о других мужчинах.
Но когда Есенин написал ей: Милая Галя, вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю вас как женщину..
Боже! Есенин! Ты ли это? Где твоё чуткое сердце поэта? Женщина бы никогда не написала — нисколько. Это не то что может убить, добить, это отрицательные, как в квантовой физики, числа, состояния отрицания человека. Это невозможно осмыслить и выдержать.
Есенин искренне не понимал, почему после этих слов и женитьбы его на внучке Толстого (ведь были же другие женщины у него и нормально всё было!), Галина не захотела остаться с ним рядом — другом.
О нет, она не разлюбила его. Любила ещё больше. Но сердце порой не может выдержать быть просто другом, рядом с тем, кто для тебя — жизнь.
Она покончила с собой на могиле Есенина, оставив записку: всё что было и есть дорогого в моей жизни — находится в этой могиле.

Но если полюбил навсегда? Как дышать, чем дышать?
Возможно, через 100 лет, или 700 лет назад, я мог быть удивительным другом, когда.. был, или буду, травкой, приласкавшейся к милым ногам любимой, или лисёнком.
О! Я готов быть у её ног кем угодно! Мне не нужен рай!
После смерти я был бы счастлив перевоплотиться в дружелюбную наволочку на её подушке, и вполне невинно спать с ней, щека к щеке, или быть её бежевой чашечкой с зелёным чаем (ах, стать бы и зелёным чаем! её любимым, крупнолистовым! ), или стать просто весенним дождём, ласково целуя её шею и плечи в парке или травкой под её смуглыми ножками, да хоть… стать пылью под её царственными ножками, на зависть изумлённых ангелов в раю.

Но.. наволочке и чашке с чаем, ведь не нужно дышать.
Здесь, в больнице, я открыл одну простую истину: в любви, мы мыслим как ангелы.
Беда в том, что тело, жизнь, мешают нам вполне так мыслить и договорить рай, какое-то заветное слово бога о нас.
Так, мерцают отдельные слова, вспышки слов. Но в цельную строчку, такие слова редко воплощаются. Да люди и боятся этого.
Более того...у ангела есть тайна, проливающая свет на трагедию Демона Врубеля: ангел на земле… может стать чудовищем, внезапно утратив небо, бога и любовь. Это в 1000 раз трагичней Превращения Кафки.
Ангел в нас не замечает ложных и мимолётных стен сомнений, страхов, обид, гордыни, неразрешимых обстоятельств, и проходит сквозь них, летит сквозь них с улыбкой, взяв за руку, или.. на руки, возлюбленную.
Он не знает.. что земные сердца, могут изувечиться о такие невидимые и смешные стены.
Боже! Какую нечеловеческую боль можно причинить любимому существу, именно бессмертной любовью!
Сердце изувечится и опалится, и любимому человеку покажется, что любовь погасла, что любимый намеренно причинил боль..

Наверно, это было естественным с моей стороны, мыслить как ангел, до конца..
Если я причинил любимой ад, безмерно и беззаветно её любя, даже в мыслях не подняв на неё ни разу голос, не то что руку, то остаётся лишь стать её нежным другом: я ведь в ней умер..
Это страшно, когда тебя разлюбили, пусть и по твоей вине. Это больше чем смерть.
Не знаю, может нужно быть чуточку шизофреником, чтобы совместить в уме то, что ты одновременно жив и мёртв? Что видишь призраков: себя, любовь, дружбу..
Как у людей это получается? Как??
Я так запутался в этом, путая жизнь и смерть, которые одинаково, без любимой, были тлеющей пустыней, что я подумал: любить она меня сможет лишь как друга. Но моё сердце сгорит, задохнётся в этой дружбе.
Значит.. нужна такая малость: избавиться от человеческого сердца. От человеческого тела: мне нужно умереть.. и стать травой под её смуглыми ножками, сиренью..

Умереть, чтобы стать другом.. Звучит безумно, экзистенциально, чуточку в духе Кириллова из Бесов.. если бы он был влюблён.
Но мне и сейчас кажется это естественным: рай, лишь у милых ног любимой. Лишь там ест воздух и солнце.
И если я не могу быть человеком у её ног, то почему бы мне не быть травой? Опавшим листом?
К слову, одним из условий путешествия во времени — оно проходит на уровне мысли, разумеется, — является суицид.
Точнее, по болезненности ощущений это можно сравнить с суицидом.
Поэтому неудивительно, что я сделал пару неудачных попыток суицида.
А может и удачных.. Кто знает, может я без них не научился бы путешествовать во времени, и так и остался бы навеки разлучённым с любимой..

Боже, вовек не забыть мне того рая отношений, когда я и любимая летали, словно бы над пространством и временем, даже не замечая, что мы живём в разных городах.. 
Я просыпался среди ночи, брал тёплую, такую покорную ладошку любимой и клал её себе на лицо, и нежно дышал ею, пока мой ангел спал и быть может видел сон, как я на другой планете задыхаюсь без неё.
А я и правда задыхался без неё: если она мне не снилась, я задыхался.
Её смуглая ладошка была подобием кислородной маски, как у лётчиков.

Наверное, это счастье для женщины, если любимый буквально не может жить и задыхается в прямом и переносном смысле, без её красоты, без её голоса, мыслей..
Когда мы говорим: я люблю тебя..
Мы даже не подозреваем, что в этом слове уже есть рай и ад, как в Эдемском саду.
Эти слова значат: отныне я не смогу жить без тебя.. ты моя жизнь. Я никто без тебя..
Смешно вспоминать: бывало, я принимал ванну, и до слёз ощущал нехватку любимой, и выбегал из ванны, обнажённый, в пене..
Любимая что-то готовила на кухне. Я, весь в пене, голый, белый, словно снежный, нежный человек, склонялся к её милым коленям, прижимался к ним лицом и просто дышал ими.
Точно так же я мог дышать её милыми письмами, сердцем нежным..
Мне становилось физически плохо, если я хотя бы час не видел её милых глаз, хотя бы на фото.
Я ощущал себя преступником, если день подходил к концу, а я так и не целовал ещё милых ножек любимой, или целовал всего пару раз.
Я ощущал себя несчастным, если день прошёл, а я ещё не прильнул к её тёплой подмышечке или лону..
Ах.. я мог уйти с работы пораньше, или убежать с вечеринки друзей, лишь для того, чтобы прильнуть к милым ладошкам любимой или её бёдрам..
Кто же знал, что именно это обещание рая, и станет условием для нашего ада?
Если женщина становится религией для мужчины, то рай и ад всегда где-то рядом.

Оказавшись в доме для душевнобольных, я стал путешествовать во времени, наверное.. чтобы окончательно не сойти с ума: не так страшно умереть, как потерять любовь в своём сердце.
Она не умирает, любовь бессмертна, просто мы сходим с сердца, как сходят с ума.
Не знаю, почему в обществе, одно называют сумасшествием, а другое.. никак не называют. Нормой называют и грустью, иногда.
Я искал любимую в других веках: это ей Ромео признавался в любви на балконе, это ей Петрарка посвящал стихи, ей Андрей Платонов писал пронзительные письма, говоря, что его родина — луна, её нежно целовал Набоков, из-за неё стрелялся Пушкин, Маяковский, о ней бредил Боттичелли и даже.. Тургенев, в старости.
Но всё это были лишь скромные блики любимой.
Картина Боттичелли, не стоила и тени носика любимой, а стих Пушкина не стоил и упавшей её реснички на щёчку.

Всё чаще и чаще я стал бывать в прошлом, в солнечной палате одного дня, когда я и любимая.. были безмерно счастливы.
Я просто «просыпался» у её милых ног, и целовал их снова и снова, со слезами на глазах, а мой смуглый ангел улыбался и говорил, гладя меня по щеке: какой ты милый и смешной сегодня утром.. Ты так ласков, словно не видел меня много лет.
Кстати, откуда ты знаешь итальянский? Это сонет Петрарки? У тебя даже голос меняется, когда ты читаешь на итальянском..

Я окончательно, всем бессмертием души, переселился в это райское, незакатное утро, у ног любимой.
Оно повторяется снова и снова, с грацией нежной планеты на далёкой звезде, восходящей порой 2-3 раза за день.
Это утро столь же совершенное, как и рифма поцелуя: когда я целую колени любимой, её милые руки, губы: иногда мне мне кажется, идеальная рифма для моего лица, это колени любимой..
И разве важно, что моё тело в этот миг лежит где-то в тёмной палате, в смирительной рубашке, словно ангела туго закутали в его белоснежные крылья?
Разве важно, что врачи смеются надо мной, глядя на то, как я брежу моим смуглым ангелом на русском, итальянском, французском и даже на языке индейцев Акив-Шуа с острова Мадагаскар, целуя и гладя подушку?
И лишь одна санитарочка, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки, не смеётся, грустно стоит у окна, прильнув рукой к стеклу, за которым идёт дождь.
На её белом плече сидит голубая, мадагаскарская бабочка.