Как экранизация «Убить пересмешника» подвела Глазастика Финч

Автор: Ребекка Реннер (Rebecca Renner)

Когда издатели впервые решили опубликовать роман Харпер Ли «Убить пересмешника» , они заказали только стандартные 5000 копий. После релиза летом 1960-го все копии были так быстро распроданы, что роман попал в список бестселлеров The New York Times, где и оставался в течение шести недель, пока продюсер Алан Пакула и режиссер Роберт Миллиган не приобрели права для Юниверсал. Оказалось, что звезда романа только восходила. В следующем же году он получил Пулитцеровскую премию.

Итак, Миллиган и Пакула знали, что нужно ловить момент, но делать это нужно было осторожно. С романом, который был еще так свеж в умах читателей, им было необходимо максимально придерживаться изначального видения Ли, цель, которой они могли бы достигнуть, если бы не отказались от основных тем романа: нежелания Глазастика брать на себя бремя южных женщин. Не удивительно, учитывая, что всеми создателями фильма были мужчины.

Но на ранних стадиях гендерная роль и не закрадывалась в головы создателей. После получения прав Миллиган и Пакула, ухватившись за популярность книги, нашли актера на главную мужскую роль. Аттикус, иконическая фигура отца, относится к своей работе адвоката как к высшему призванию, защищая темнокожего мужчину, несправедливо обвиненного в изнасиловании, несмотря на уродства, которые суд вскрывает в их маленьком городке в Алабаме. Обычный актер не мог бы справиться с этой ролью. После рассмотрения на роль Рока Хадсона, продюсерско-режиссерский дуэт остановился на неподражаемом Грегори Пеке, чье лицо вы, конечно же, представляли, когда читали «Убить пересмешника» в школе. Продюсерская компания Пека Brentwood Productions даже сфинансировала фильм, дав Пеку больше влияния на съемочный процесс, чем вы ожидаете даже от ведущего актера.

Заполучив Пека, Миллиган и Пакула обратили свои взоры на сценаристов. Сначала они обратились к самой Ли, но она отказалась, ссылаясь на то, что не знает, как писать сценарии. Кроме того, она работала над другим романом, который так никогда и не увидел мир.

После некоторой охоты Миллиган и Пакула остановились на Хортоне Футе, знаменитом техасце, о котором Ли позже сказала: «Выглядел как Бог, только выбритый». Сначала Фут даже не хотел читать «Убить пересмешника». «Ну, начнем с того, что я не люблю делать книжные адаптации», – сказал Фут в интервью с Патриком МакГиллиганом для его книги «Предыстория 3: Интервью со сценаристами 60-х годов» (Backstory 3: Interviews with Screenwriters of the 60s). «Это очень болезненный процесс – большая ответственность – особенно, если тебе что-то нравится, а мне обычно нравится. В случае «Пересмешника», мне его отправили и я сказал: «Я не собираюсь это читать, потому что не хочу этим заниматься». Моя жена, теперь покойная, прочитала его, а у нее на меня было огромное влияние. Она сказала: «Тебе бы стоило прочитать это». И я прочитал, и понял, что мог бы с этим работать».

Миллиган и Пакула организовали встречу Фута и Ли, и между ними завязалась дружба длиною в жизнь. Но даже несмотря на это, Ли не могла сильно помочь в написании сценария. Самый ценный совет пришел от Пакулы, который помогал Футу, пока тот не мог определиться, как адаптировать всеми любимую книгу.

«Смотри, просто перестань волноваться о годах, описанных в романе, и сфокусируйся на одном времени года: осень, зима, весна, лето».

Этот кусочек «архитектуры», как это назвал Фут, был тем необходимым толчком, и с того момента он почувствовал, что может добавлять и изымать, чтобы создать максимально правдивый сценарий.

Пока Фут корпел над сценарием, художник Генри Бамстед отправился в Монровиль, Алабама, родной город Ли, ставший прототипом вымышленного Мейкомба. Ли устроила ему экскурсию, чтобы он смог проникнуться атмосферой. Для правильного оформления декораций ему было необходимо впитать все возможные и невозможные детали. Ли даже предоставила ему фотографии города в 1930-х годах, чтобы по возвращении в Юниверсал он мог контролировать воссоздание Монровиля и здания суда в мельчайших деталях.

«Большинство домов сделаны из дерева, одноэтажные и стоят на кирпичном фундаменте, – писал Бамтед Пакуле, пока изучал локации. – Почти у каждого дома есть крыльцо и качель, прикрепленная к его балке. Поверь, это место намного спокойнее, чем наша жизнь в Голливуде».

Пек тоже приложил усилия, чтобы стать Аттикусом Финчем. Он тоже посетил Монровиль и встретился с Амасом Колманом Ли, отцом Ли и прототипом героя. Пек рассказал The Guardian, что превращаться в Аттикуса было «словно надевать старый костюм – очень удобно». Харпер Ли тоже считала Пека правильным выбором. Но она даже не представляла, насколько правильным, пока не увидела Пека снова в Голливуде.

В декорациях улицы, созданной Бамстедом, Пек вышел из своей гримерной в белом костюме Аттикуса. «Он выглядел крупнее, – вспоминала Ли в интервью. – Он выглядел толще. На нем не было ни унции грима, только костюм по моде 1933-го, с воротником и пиджаком, и часы с цепью».

«Боже, у него пузико просто как у моего папы», – воскликнула тогда Ли.

«Никакое это не пузико, Харпер, – ответил Пек. – Это восхитительная игра».

Сегодня все мы помним игру Пека. Но на то есть причина: у него было многовато влияния на съемки.

После стрельбы в школе, случившейся летом 1962-го, Пек посмотрел пока еще сырой вариант фильма и остался недоволен тем, что увидел.

«У Аттикуса не было возможности показать себя сильным или смелым», – писал Пек в записке своему агенту и комитету Юниверсал, согласно книге Чарльза Дж. Шилдса «Я Глазастик: Биография Харпер Ли» (I Am Scout: The Biography of Harper Lee by Charles J. Shields). «Вырезание моментов в основном кажется абсолютно анти-геройским по отношению к Аттикусу, до такой степени, что он начинает казаться беззаботным. Не понимаю такого подхода». В целом, записка Пека перечисляла 44 проблемы. Более молодые персонажи (ну знаете, основные персонажи), по его мнению, появлялись в фильме слишком часто. Он считал, что Аттикус заслуживает большего внимания.

Позиция Пека связала руки Миллигану и Пакуле. Продюсерская компания Пека выписывала чеки на большую часть расходов. Хотя с самого начала было оговорено, что именно за ними, Миллиганом и Пакулой, а не за компанией Пека, будет последнее слово во всех важных решениях, в конце концов, они уступили, и кто мог их винить?

Они изменили фильм, но Пек все равно был недоволен. В другой своей записке он написал:

«Я думаю, что Аттикус отличный персонаж, теплый и веселый в начале, с хорошими эмоциями и интересным конфликтом в суде и дальше… Я считаю, что картина выглядит лучше, когда линия Аттикуса увеличивается, а сцены детей урезаются соответственно».

Некоторые сцены, которые Пакула вырезал, «просто рвали [его] сердце на части», если верить Shields.

В конце концов после всех исправлений мы получили фильм, сфокусированный на Аттикусе, в котором больше 30% времени было посвящено сцене в суде.

Некоторые критики назвали этот фильм одной из лучших экранизаций того времени. И правда, это был отличный фильм, несмотря на проблемы с основной темой. Но хорош ли он относительно своего источника? Не слишком.

Хотя некоторые рецензии заявляют, что фильм делал все для этого возможное – Фут сохранил большинство диалогов, например, – любой, кто написал произведение больше одной страницы, знает, что композиция важнее того, что говорят персонажи.

Сам роман фокусируется на том, как Глазастик, как молодая женщина узнает Юг, в котором доминируют мужчины. Она в том возрасте, когда гендерные роли усиливаются, что она и описывает в этом отрывке:

Тетю Александру просто терзала забота о моём гардеробе. Если я буду разгуливать в штанах, из меня никогда не выйдет настоящей леди; я сказала – в платье и делать-то ничего нельзя, а тетя Александра ответила – незачем мне заниматься такими делами, для которых надо носить штаны. По понятиям тети Александры, мне полагалось играть маленькими кастрюльками и чайными сервизами и носить ожерелье из искусственного жемчуга, которое она мне подарила, когда я родилась; и к тому же я должна озарять светом одинокую жизнь моего отца. Я сказала – можно ходить в штанах и всё равно озарять светом, но тетя сказала, – нет, надо быть как луч света, а я родилась хорошей девочкой, а теперь год от году становлюсь всё хуже и непослушнее. Она без конца меня оскорбляла и пилила, и я спросила Аттикуса, но он сказал – хватит в нашей семье лучей света, и пускай я занимаюсь своими делами, а ему я в общем и такая вполне гожусь.

Роль, которую Глазастику предписало общество, конфликтует с той личностью, которой она себя считает. Как мы видим из книги, она человек действия, не украшение и не объект, и тем не менее, женщины в ее жизни настаивают, чтобы она занималась уборкой, следила за своими манерами и сидела спокойно.

Вот комментарий к полу: Глазастик не видит для себя места в строго гендерных вариантах взрослой жизни, изложенных перед ней. Она чувствует, что она здесь чужая, поэтому идентифицирует себя с теми, кто находится под контролем большинства.

Глазастик – тоже пересмешник.

Без этой идентификации актер превращается в зрителя. История становится о НИХ, а не о НАС. То, что фильм переключает фокус с Глазастика на мужского персонажа, вне зависимости от того, каким хорошим он является, это огромная ошибка. Даже несмотря на то, что Фут пытался исправить это с помощью закадрового голоса южанки-рассказчицы, это не меняет того факта, что фокус фильма всецело остается на Аттикусе.

В одной из самых известных цитат книги Аттикус произносит: «Нельзя по-настоящему понять человека, пока не станешь на его точку зрения… Надо влезть в его шкуру и походить в ней».

Как показывает нам фильм, у Глазастика такой возможности больше нет.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ